Search the Community

"Чёрт, это латунь, а не золото!" — Ну что стоишь как вкопанный? Заткни ему пасть тряпкой. Только проверь сначала, нет ли золотых зубов, — прикрикнул Нагорный на лейтенанта Александра Шашкова.— И да, сними с него часы. И сапоги. Шашков сразу засуетился, выполняя приказ начальника: — Дрожишь, буржуазная падаль? Страшно? А родину продать за иностранные бумажки ты не боялся. Шире рот! Открой, я сказал! — Зачем ты с ним разговариваешь, он и не понимает тебя толком. Что он там лепечет на своём польском? — Молится. Нагорный устало вытер со лба пот, оттолкнул Шашкова и подошёл к жертве: — Дай-ка я сам. Быстрый удар рукояткой в висок оглушил несчастного заключённого. Шашков уверенным движением подхватил падающую жертву, в то время как Нагорный, раскрыв поляку рот, заученно ударил его в челюсть и извлёк изо рта несколько зубов. — Учись! — хмыкнул он в сторону Шашкова. В ту же секунду, приставив пистолет к затылку так и не пришедшей в сознание жертвы, выстрелил. — Следующий! Шашков немедленно опустил тело поляка и угодливо метнулся к двери, за которой в цепких руках двух охранников ожидал своей участи ещё один заключённый. — Это последний на сегодня, 150-й! — объявил Шашков. Тщедушный седой мужчина, подталкиваемый охраной, еле стоял на ногах. Из одежды на нём была только домотканая рубаха, бурая от пятен крови. — Ну, этого хоть подготовили, — удовлетворённо произнёс Нагорный. — Встать лицом к стене! Что ты там лепечешь? Тоже поляк? — Так это ж брат того, первого поляка, — поспешил доложить Шашков. — По одному делу идут, шпионы волынские: Александр и Станислав Запольские. — Ну вот и славно, отправим брата к брату, чтоб не скучали друг без друга, — широко улыбнулся палач и нажал на курок. — Пусть теперь ведут свои шпионские игры на том свете, — поспешил поддержать шутку начальника подчинённый. — Да брось ты, Сашка, нет никакого другого света, что за чушь ты несёшь, — проговорил Нагорный и, подойдя ближе к тусклой лампочке на окровавленном потолке подвала, поднёс к лицу руку и разжал кулак. Шашков увидел что-то блестящее на ладони Нагорного и заметил разочарование на лице командира. — Чёрт, это латунь, а не золото! — выругался тот и в сердцах швырнул выбитые зубы прямо на тела. — Всё, на сегодня хватит. Славно поработали. Распорядись, чтобы этих двоих поскорее подняли к остальным. Светает скоро. Нужно успеть. Он вытер окровавленную руку о полотенце, висевшее на гвозде возле двери, и, уходя, добавил: — Сапоги и часы Бабичеву отдашь. Он знает что делать. Кровавая свадьба Иван вышел в тюремный двор. Вдохнул прохладный осенний воздух, достал папиросу и жадно закурил. Он удовлетворённо отметил, что три ЗИСа уже заполнены и покрыты плотным брезентом, который тщательно скрывал, что за груз прячется под ним. Четверо чекистов заканчивали погрузку последней машины, привычно укладывая тела расстрелянных с помощью длинных щипцов, напоминающих крестьянские вилы. Ивану вдруг вспомнилось его детство в маленькой деревушке Дергачи на Харьковщине. Как вот так же ловко отец набрасывал сено на телегу, а он, десятилетний пацан, пытался подхватывать его сверху. Мальчик не поспевал за отцом, и тот неодобрительно бросал на него косые взгляды, время от времени поругивая за неловкость. "Плохой из тебя работник, — ворчал отец. — Только даром хлеб мой ешь. Отдам тебя к весне в наём к Алешкам либо к Свашенкам. Пастухом пойдёшь. Мне ещё кроме твоего четыре рта кормить надо". И слово своё сдержал. В 11 лет Ваня стал батрачить на местного богатого крестьянина, но к сельскому труду был ленив. Отец решил отправить его в Харьков подмастерьем к слесарю. Здесь он работал до 15 лет, а в октябре 1917-го вступил в рабочую заводскую дружину, которая была преобразована в отряд и отправлена на фронт воевать с Корниловым. Иван вспомнил, как впервые читал с товарищами газету "Искра", как глубоко запали в сердце слова "Интернационала": "Кто был никем — стал всем". К трудовому ремеслу Ваня оказался так же равнодушен, как и к крестьянскому. А вот на фронте ему нравилось, хотя он и был ранен за свою службу пять раз. В Украине ни при Центральной Раде, ни при Павле Скоропадском он не остался. Вся эта возня вокруг независимости государства была ему чужда. Иван поехал в Воронеж. В 1920 году он участвовал в военных действиях, "освобождая" Галицию и Польшу. А по окончании военной службы стал милиционером в Харькове. Нагорный оказался в своей стихии. Его карьера резко пошла вверх. Поэтому в 1924 году на общих основаниях он стал кандидатом в члены ВКП(б), а уже в 1926-м его приняли в партию при ГПУ УССР и назначили начальником спецкорпуса ГПУ УССР. Домой к отцу и матери Иван наведывался часто. Что греха таить — нравилось ему прихвастнуть перед односельчанами, каким человеком стал! Но так получилось, что одна из поездок в родную деревню чуть не сломала ему жизнь. Затягиваясь горьким дымом папиросы, Нагорный вспомнил, как в 1929 году при­ехал со своей женой на свадьбу к родственнице. И как во время веселья пытался приструнить местного паренька, хватившего лишку за здоровье молодых. Завязалась драка, к которой присоединились едва ли не все присутствующие мужчины. Нагорный, никогда не расстававшийся с оружием по долгу службы, сначала предупредительно выстрелил вверх, а вторым выстрелом уложил наповал местного хулигана. Одному Ивану известно, какой ужас он пережил во время следствия и вынесения приговора. Нагорный оправдывался, что это было убийство по неосторожности, но его признали виновным в превышении полномочий, так что он готов был распрощаться с любимой работой и карьерой. Но, на удивление, суд приговорил его к шести месяцам заключения условно. В качестве наказания Ивана Нагорного лишь временно отстранили от должности и отправили на полгода руководить управдомами общежитий ГПУ. После этого всё благополучно вернулось на круги своя. Не огорчать Лизу "Всё готово, товарищ лейтенант, — вывел Нагорного из раздумий голос Шашкова. — В Быковню — и по домам!" Два товарища уселись в "чёрной Марусе" на заднее сиденье. Позади шли четыре грузовика. Замыкал колонну такой же чёрный легковой автомобиль. По долгу службы Нагорный не обязан был сопровождать машины к местам захоронения расстрелянных, но такой уж характер — он всё любил держать под контролем, а потому один-два раза в месяц посещал Быковню. Следил, вовремя ли выкопаны ямы и правильной ли глубины, в достаточном ли количестве имеется известь, которой посыпают тела для скорейшего разложения и обеззараживания почвы. Начальник тюрьмы во всём любил порядок. — Я всё хотел у вас спросить, Иван Григорьевич, а орден Красной Звезды у вас за какие заслуги? — нарушил молчание Шашков, тыча пальцем в награду на кителе Нагорного. — За ликвидацию троцкистской группировки, — коротко отрезал Иван и отвернулся к окну, не желая продолжать разговор. Сегодня он чувствовал себя очень уставшим. Обычно за ночь он убивал 100 заключённых и на этом останавливался. Но октябрь 1937-го года выдался на редкость утомительным. "Тройки" работали как никогда раньше, приговорённых к казни становилось с каждым днём больше и больше. Приходилось убивать до 130 человек, а сегодня их было 150. Палач устал. Он мог бы рассказать Шашкову, как ровно год назад, 21 октября 1936-го, выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР под председательством Ульриха и в присутствии прокурора СССР Вышинского доверила привести в исполнение приговор в отношении 37 врагов народа. И он чётко справился с поставленной задачей. А уже через месяц, в конце ноября, в газете "Правда" прочитал сообщение о награждении 18 человек орденом Красной Звезды "за особые заслуги за упрочение социалистического строя". Под №7 он прочитал и своё имя, наряду с московскими исполнителями приговоров Блохиным, Магго, Шигалевым. Эти люди, как понял Нагорный, также исполняли спецработу. Иван не помнил ни имён, ни фамилий никого из тех 37-ми, кого он расстрелял в ту ночь. Знал лишь, что все они преподаватели киевских институтов и университетов, профессора и учёные. И ему, человеку с образованием в четыре класса сельской школы, было даже лестно вершить правосудие над теми, кто всю свою жизнь корпел над книгами, но так и не понял простой мудрости жизни. Это от его руки погиб известный физик Лев Штрум — любимый преподаватель Сергея Королёва, и Соломон Посвольский — один из теоретиков политической экономики, и Григорий Лозовик — выдающийся историк-востоковед и византинист, и ещё 34 выдающихся учёных. — Нужно отметить сегодняшнюю работу, — предложил Шашков. — Ну, как обычно. У меня в кабинете "рыковка" припасена. Заедем после кладбища? — Нет, я домой поеду, — отказался Нагорный. — Скоро утро, спать осталось совсем мало. — Так воскресенье ж завтра, отоспитесь, товарищ старший лейтенант! — Нет, не могу. Обещал жене, что поедем всей семьёй в парк, а потом в кино. Она сердится, говорит, Сашка и Клавка совсем отца не видят, всё на работе пропадаешь. Не хочу огорчать Лизу, понимаешь? Так что в другой раз. Во времена сталинских чисток старший лейтенант НКВД Иван Нагорный лично расстрелял не менее 10 тысяч приговорённых к казни, не брезгуя при этом наживаться на продаже личных вещей своих жертв Ростислав Камеристов - 02.02.19 22398 Орденоносный чекист. Красный командир. Участник Второй мировой войны. Погиб во время обороны Киева. Наверное, он мог бы остаться в памяти потомков если не героем, то по крайней мере достойным человеком, самоотверженно защищавшим родную землю от врага. Но после Революции достоинства в Украине рассекретили архивы советских спецслужб. Документы, десятилетиями пылящиеся на полках, сегодня раскрывают страшную правду. Личное дело №3852 из отраслевого архива СБУ. Старший лейтенант госбезопасности Иван Нагорный. "На основной работе показал себя как хороший чекист и организатор. Руководить и воспитывать коллектив умеет. По внутренней тюрьме УГБ НКВД УССР выполняет специальную работу" — повествуют строки на пожелтевших от времени листах. "Специальная работа" — расстрел заключённых. На этой трудовой стезе Нагорный действительно отличился, став палачом-рекордсменом сталинских времён не только в Киеве, но и в Украине. https://focus.ua/archivist/419477-krasnoznamyonnyj-palach-kieva.html

Это про партизан, про мифы НКВД. http://agonia-ru.com/archives/1401 Я читал и не мог в это поверить: легендарные белорусские партизаны, мстители Полесья, на подвигах которых воспитывали нас всех, оказались кровавыми убийцами и садистами. Негодяями и подонками. Они убивали своих, тех, кто ждал от них защиты, чтобы послать нужные начальству отчеты.Женщин и детей — стариков и юношей. Комсомольцев и жен фронтовиков. Тех, кто всей душой ненавидел нацистов — убивали красные партизаны. Еще одна ложь о героях войны родом из СССР раскрылась. Нет, не все были такими, даже большинство не было. Но страшная правда о преступлениях партизан, затмеающая ужасы Хатыни, вышла наружу и ее надо знать. Хватит переписывать историю — пора начать ее писать: честную. Кто скрывался в белорусских лесах?Белорусские партизаны храбро сражались с гитлеровцами в годы Великой Отечественной войны. Партизан был главным защитником мирных жителей, символом освобождения от фашизма. Советская история идеализировала образ «народного мстителя», и говорить о его проступках было немыслимо. Только через шесть десятков лет уцелевшие жители белорусской деревни Дражно Стародорожского района решились рассказать о страшных событиях, пережитых ими в 1943 году. Их истории в своей книге «Кровь и пепел Дражна» собрал белорусский краевед Виктор Хурсик. Автор утверждает, что 14 апреля 1943 года партизаны напали на Дражно и без разбору стреляли, резали и заживо сжигали мирных жителей. Показания уцелевших дражненцев автор подтверждает документами из Национального архива Республики Беларусь. Один из выживших свидетелей сожжения деревни Николай Иванович Петровский после войны переехал жить в Минск, где до пенсии проработал электриком на госпредприятии. Сегодня ветерану 79 лет, он тяжело болен. — Наверное, в последний раз навещаю Дражно, — медленно, нахмурившись, говорил Николай Иванович, когда мы въезжали в деревню. — Больше шестидесяти лет я каждый день вспоминаю тот ужас, каждый день. И хочу, чтобы люди узнали правду. Ведь партизаны, которые убили своих земляков, так и остались героями. Эта трагедия страшнее Хатыни. «Выстрелы разбудили нас около четырех утра» — Когда в 1941 году пришли фашисты, полицейский гарнизон, на нашу беду, сформировали в Дражно. Полицаи, а их было 79 человек, обустроились в школе, которую огородили дзотами. Место это было стратегическим. Деревня стояла на пересечении дорог, на возвышенности. Полицаи могли идеально простреливать местность, да и леса стояли далеко — в трех километрах от Дражно. Еще до прихода немцев мой отец, председатель сельпо, член партии, успел уйти в лес вместе с председателем колхоза и майором Красной армии. И вовремя. Полицаи начали зверствовать: арестовали ветврача Шаплыко и расстреляли. Охотились и за моим отцом. Ему устроили засаду возле дома. Всю нашу семью — меня, маму, трех братьев и сестру Катю почти голыми погнали в колхозное гумно. Отца пытали на наших глазах, били, заставили копать могилу. Но почему-то не расстреляли и через несколько дней отправили в концлагерь, — Николай Иванович старается говорить сухо, без эмоций. Но кажется, старик вот-вот сорвется. — Так мы и жили: без отца, с ненавистью к оккупантам, ждали освобождения, — продолжает Николай Иванович. — И вот в январе 1943 года партизаны провели операцию по захвату полицейского гарнизона. Сегодня ясно, что операция была спланирована бездарно, партизаны атаковали в лоб, почти всех их положили из пулемета. Сельчан заставили хоронить убитых. Помню, как мама переживала, плакала. Ведь партизан мы считали нашей надеждой… Но через несколько месяцев эти «защитники» учинили невиданное зверство! — Старик на минуту остановился, окинул взглядом деревню, долго смотрел в сторону леса. — Выстрелы разбудили нас около четырех утра 14 апреля 1943 года. Мама кричала: «Дзетко, гарым!» Голые выскочили на двор, смотрим: все хаты горят, стрельба, крики… Мы побежали спасаться на огород, а мама вернулась в дом, хотела что-то вынести. Соломенная крыша хаты к тому времени уже пылала. Я лежал, не двигался, долго не возвращалась мама. Повернулся, а ее человек десять, даже женщины, колют штыками, кричат: «Получай, сволочь фашистская!» Видел, как ей перерезали горло. — Старик снова сделал паузу, его глаза были опустошены, казалось, Николай Иванович снова переживал те ужасные минуты. — Катя, сестра моя, вскочила, просила: «Не стреляйте!», достала комсомольский билет. До войны она была пионервожатой, убежденной коммунисткой. Билет и партийное удостоверение отца во время оккупации зашила в пальто и носила с собой. Но высокий партизан, в кожаных сапогах, обмундировании начал целиться в Катю. Я закричал: «Дзядзечка, не забевайце маю сястру!» Но раздался выстрел. Пальто сестры вмиг набрякло кровью. Она умерла на моих руках. Я навсегда запомнил лицо убийцы. Помню, как я отползал. Смотрю, соседку Феклу Субцельную вместе с малюткой-дочкой три партизана живьем бросили в огонь. Свою кроху тетка Фекла держала на руках. Дальше, у дверей пылающей хаты, лежала старушка Гриневичиха, обгоревшая, в крови… — Как же вы уцелели? — спрашиваю у почти рыдающего старика. — Огородами мы с братьями доползли до дядьки. Дом его сожгли, а он чудом выжил. Выкопали землянку, в ней и жили. Позже мы узнали, что ни одного полицая партизаны не застрелили. Дома, которые находились за их укреплениями, тоже уцелели. В деревню приехали гитлеровцы, оказали пострадавшим медицинскую помощь, кого-то отвезли в госпиталь, в Старые Дороги. В 1944 году уже полицаи начали издеваться, отправили меня и еще нескольких подростков на работы в концлагерь города Униген, под Штутгард. Нас освободили американские военные. После войны я узнал, что непосредственно сжигали и убивали дражненцев партизаны из отряда имени Кутузова, которым командовал Лапидус. Другие отряды из бригады Иванова «кутузовцев» прикрывали. Я нашел Лапидуса, когда мне было 18 лет. Он жил в Минске, в районе Комаровки, работал в обкоме партии. Лапидус спустил на меня собак… Знаю, что этот человек прожил неплохую жизнь, так и умер героем. Партизаны Лапидус.На дражненском кладбище похоронены убитые 14 апреля 1943 года жители. Некоторые семьи в то роковое утро партизаны уничтожили полностью. Ставить памятники на их могилах было некому. Многие захоронения почти сровнялись с землей и скоро вовсе исчезнут. Не жалели даже семьи фронтовиков. Сегодня Дражно — благополучная деревня, с хорошей дорогой, старенькими, но ухоженными домиками. У деревенского продовольственного магазина мы встретились с другими живыми свидетелями партизанского преступления. До дома Евы Мефодьевны Сироты (сегодня бабушке идет 86-й год) партизаны не добрались. — Деточки, не дай Бог кому-нибудь узнать ту войну, — хваталась за голову Ева Мефодьевна. — Мы выжили, а мою подругу Катю застрелили, хоть кричала: «Я своя!» Застрелили невестку и свекровь, их маленького мальчика бросили умирать. А ведь отец их семейства воевал на фронте. — Люди хавались в ямах из-под картошки, так одну семью прямо там и расстреляли, не пожалели, — с отчаянием говорил 80-летний Владимир Апанасевич. Дедушка не выдержал и разрыдался. — Меня судьба спасла, а ведь некоторых подростков партизаны специально отводили за полкилометра в поле и расстреливали. Недавно к нам приезжали из райисполкома, человек восемь. Спрашивали о сожжении Дражно партизанами, правда ли это. Больше молчали, покачивали головами. Так молча и уехали. Александр Апанасевич, сын дедушки Владимира, показал паспорт убитой партизанами Валентины Шамко. На фотографии — девочка, милая, с наивным взглядом, беззащитная. — Это моя тетя. Мама рассказывала, что ей стреляли в голову, — с недоумением в голосе рассказывает дядька Александр. — Мама хранила простреленную косынку Валентины, но сейчас найти ее я не могу. Комбриг Иванов: «…бой прошел очень удачно» А комбриг Иванов в докладе начальству подвел итог боевой операции в Дражно так (из дела №42 фонда 4057 Национального архива РБ, целиком сохраняем авторский стиль): «…бой прошел очень удачно. Свою задачу выполнили, гарнизон разгромлен полностью, за исключением 5 дзотов, из которых войти не удалось, остальная полиция уничтожена, убитыми и задохнувшимися от дыма насчитывается до 217 сволочей…» За эту «операцию» многие партизаны были представлены к наградам. Если бы дражненцы не рассказали о трагедии далеких дней Виктору Хурсику, о диком сожжении белорусской деревни партизанами никто никогда бы не узнал. Партизаны Обыкновенная красная сволочь — комбриг Иванов.Виктор Хурсик: «Партизаны хотели выдать мирных жителей за полицаев» — Спадар Виктор, некоторые люди пытаются оспорить содержание вашей книги… — Видимо, это делать поздно. Мне известно, что, когда вышла книга, Министерство информации отправило ее на закрытую рецензию авторитетным специалистам. Ученые пришли к выводу, что факты, которые я привожу в книге, соответствуют реальности. Я предвидел такую реакцию. Свою позицию я считаю государственной, как и подход министерства. У меня была одна цель — поиск истины. К политике книга «Кровь и пепел Дражна» никакого отношения не имеет. — Как вы узнали о сожжении деревни? — Ко мне решились обратиться сами дражненцы. Сначала я не поверил, что партизаны могли сжечь деревню с мирными жителями. Проверял и перепроверял. Копался в архивах, не раз встречался с жителями Дражно. Когда я осознал глубину трагедии, то понял, что необходимо говорить не только о геройстве, но и о преступлениях партизан, а они были. Иначе белорусская нация не состоится. — В книге много документальных компроматов на партизан, откуда? — В каждом отряде был чекист. Он старательно фиксировал все случаи нарушений дисциплины, доносил об этом вышестоящему начальству. — Сжигали ли партизаны белорусские деревни повсеместно? — Конечно, нет. Большинство партизан храбро сражались за свободу Родины. Но отдельные случаи преступлений против мирного населения были. И не только в Дражно. Такая же трагедия произошла в деревне Староселье Могилевской области, в других регионах. Сегодня необходимо ставить вопрос о том, чтобы государство установило памятники на местах трагедий. — А какова судьба командира 2-й минской партизанской бригады Иванова? — Он выходец из Ленинграда. Руководить бригадой 21-летнего Иванова направили из штаба партизанского движения. Из документов понятно, что из-за его неопытности погиб не один партизан. Тех, кто отказывался идти в глупые атаки, он лично расстреливал. Иванов, пожалуй, один из немногих партизанских комбригов, которому не присвоили звание Героя Советского Союза. По сведениям, полученным от бывших ответственных работников Пуховичского райкома КПБ, в 1975 году он покончил жизнь самоубийством. — И все-таки в голове не укладывается, почему партизаны пошли на такое жуткое преступление? — До 1943 года они практически не воевали, отсиживались в лесах. Полицаи и партизаны жили относительно мирно, только под давлением сверху случались стычки. Но в 1943 году Сталин начал требовать конкретных результатов. Взять полицейский гарнизон в Дражно Иванову не хватило таланта. Тогда командование бригады пошло преступным путем. Решили сжечь деревню, убить местных жителей и выдать их за полицаев. «За отрядом Кутузова мародерских поступков очень много» Виктор Хурсик включил в свою книгу свидетельства еще нескольких выживших жертв сожжения Дражно. Этих людей уже нет в живых. Приводим отрывки из книги «Кровь и пепел Дражна». Докладная записка начальника особого отдела НКВД Безуглова «О политико-моральном состоянии 2-й минской партизанской бригады»: «…Возвращаясь обратно, заехали (партизаны. — Ред.) к Гуриновичу М., выдрали еще 7 семей пчел, сломали замок, влезли в хату, забрали все вещи, вплоть до чугуна, забрали также 4 овечки, 2 свиней и прочее. Данным мародерским поступком возмущено все население и требует от командования защиты. За отрядом Кутузова мародерских поступков очень много, поэтому требуется по данному вопросу принять меры в самом жестком порядке…» СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА Рассказ свидетельницы сожжения Дражно Екатерины Гинтовт (жены Героя Советского Союза): «В шестидесятых назначили нам нового начальника. Был он спокойный такой. Может, на второй или третий день его прихода между нами случился разговор. — Где были в войну? — спросила я. — На фронте и в партизанах. — А где в партизанах? У нас же во время войны они убили многих, сожгли полдеревни. Были в Стародорожском районе, в Дражно… Я рассказала, что в Дражно у меня застрелили подругу, сожгли и убили других жителей. Как я ему это сказала, смотрю — человеку на глазах стало плохо. — Пойду в больницу, — сказал. Через несколько дней начальник умер».

А.Троицкийhttp://www.novayagazeta.ru/columns/70026.html Как я до этого дошёл? Шёл довольно долго, хотя и без труда. Уже давно я говорил, что нулевые годы похожи на 70-е прошлого века. Стабильность, мать её. Завтра мне выступать на фестивале про 90-е, и я, с огромным трудом вспомнив это десятилетие, вдруг понял, что они были очень похожи на 60-е: время несбывшихся надежд. И вот тогда я нечаянно надумал расширить диапазон и пришёл к шокирующему выводу! Все послевоенные десятилетия в России/СССР строго делятся на 3 типа, которые чётко следуют в определённой последовательности: Тип 1. Когда всё плохо начиналось, но хорошо закончилось. Тип 2. Когда всё хорошо начиналось, но плохо закончилось. Тип 3. Когда вообще ничего не происходило.Поясняю с максимальной наглядностью: 1950-е (тип 1) — мрачное начало; борьба с космополитизмом, дело врачей, аресты и посадки; затем тиран издыхает, ХХ Съезд, Фестиваль 1957, Спутник, Целина, энтузиазм. 1960-е (тип 2) — веселейшее начало: Гагарин, XXII Съезд, Космос всяческий, Шестидесятники; затем Брежнев, суды над диссидентами, интервенция в Чехословакию, конец оттепели. 1970-е (тип 3) — тишина и застой, дефицит. 1980-е (тип 1) — Афганистан, мор генсеков, шаром покати, агония Совка; после чего Перестройка & Гласность, жить стало веселей, намного. 1990-е (тип 2) — вначале народ бьёт ГКЧП, великие перспективы, реформы; затем Чечня, обман на выборах, Олигархат, маразм, гексоген. 2000-е (тип 3) — достаток и стабильность, ноль движения. Ну что, просекли железную закономерность?! 2010-е годы, несомненно и по всем показателям (включая ужасный старт десятилетия) принадлежат к Типу 1. Повторится история 50-х и 80-х. Заметьте, ещё не поздно: Горби явился в 85-м, но ХХ Съезд прошел в 56-м! Лично я готов ждать хоть Семнадцатого года. Хотя лучше не ждать, а действовать!

http://ic.pics.livejournal.com/allin777/18106045/131512/131512_original.jpg утянуто отсюда http://allin777.livejournal.com/328542.html

от Denis Pyatigorets "В 1973 году во время "Войны судного дня" израильская армия доказала, что танки СССР - говно. В 1982 году во время "Бойни в воздухе" на Ливаном израильская авиация доказала, что самолеты и ПВО СССР - говно. в 2014-2015 году ВСУ доказали, что спецназ ГРУ, ВДВ и морпехи РФ - говно. И сейчас все это говно в полном объеме ринулось в Сирию. Ну-ну..."

А все ж таки дивно... Людина, яка назвала розвал СРСР самою страшною трагедією 20 сторіччя робить все, щоб остаточно добити і розвалити країну, на основі якої СРСР був збудований. Мріючи про місію відновлювача імперії, Путін став її катом, фактичним ліквідатором. "За что боролісь" у всій своїй красі. Ще того року йому у Лаврі попи солодко шептали "ви как Владімір Вєлікій" і ось цей "Вєлікій" за кілька місяців перетворюється у "Вовку останнього", швидко копаючи могилу собі і власній країні. Такім він і увійде в історію - кривавим і жадібним лузером, який зміг просрати все. Звісно, якщо він не встигне накоїти ще більших дурниць. І тепер відповідь на питання "Who is mr. Putin" очевидна. І її знають усі.