Перейти до змісту

Изба читальня.


Patriot

Recommended Posts

В т.ч. о том, почему Украина до сих пор находится на орбите русцкого мира

В конце выводы об украинских реформах.

 

Страна застывших реформ

Сергей Кораблин7 сентября, 19:02ZN №1208, 8 сентября — 14 сентября

К 30-летию Вашингтонского консенсуса.

Текущий год по-своему уникален. 

По грустному стечению обстоятельств на него приходится 10-летие начала глобального кризиса 2008—2009 гг. и 20-летие августовского дефолта в России (1998 г.). Оба эти события оставили глубокий след в отечественной истории, запомнившись валютными, финансовыми и экономическими потрясениями. Причем в 2009 г. Украина поставила едва ли не мировой антирекорд — падение ее ВВП (-14,8%) оказалось одним из самых сильных за время Великой рецессии.

Вместе с тем, нынешний год — еще и преддверие 30-летия знаменитого Вашингтонского консенсуса, который явился прологом не только к этим двум "юбилеям", но и к ряду крайне спорных представлений об успешной экономической политике. В 1989 году Дж. Вильямсон сформулировал 10 ее постулатов, отчеканив в них, по его же словам, доминирующий взгляд тогдашнего политического Вашингтона: Конгресса США, американской администрации, международных финансовых организаций, ведущих мозговых центров.

Сегодня эти правила общеизвестны: бюджетная дисциплина, налоговая реформа (в т.ч. низкие ставки и широкая налоговая база), финансовая либерализация, единый конкурентный курс валюты, либерализация внешней торговли, прямые иностранные инвестиции, приватизация, дерегуляция, защита прав собственности. 

Неолиберальная революция

Формально этот набор был адресован странам Латинской Америки, запутавшимся в бюджетных дефицитах, долгах, высокой инфляции и спорадической девальвации своих валют. Но в более широком контексте речь шла о базовых принципах рыночной экономики, которой тогда еще противостоял Советский Союз с его директивным хозяйством. И хотя позднее Дж. Вильямсон неоднократно отмечал вольность прочтения его постулатов, главное, что их объединяло — по его же признанию — "капитализм свободного рынка". 

И это не удивительно. Ибо рубеж 1980—1990 гг. оказался его звездным часом: советская экономика шаталась, бывший Союз трещал, Холодную войну он проиграл, Варшавский договор сыпался, а "гласность" с "перестройкой" закончились ростом цен, пустыми прилавками и массовой деморализацией. Запад же, оправившийся от стагфляции 1970-х, казался на этом фоне обителью благополучия, опыта и знаний. При этом рецепт его успеха, отлитый в 10 принципах Вашингтонского консенсуса, представлялся на удивление простым и логичным.

По замечанию М.Найма, все 1990-е прошли под знаком абсолютного и безусловного доминирования идей Консенсуса. И хотя их интерпретация могла варьироваться, "это был совершенно ясный и концентрированный взгляд на то, что должны делать бедные страны для развития своих экономик и обретения социального благополучия".

В большинстве стран он был воспринят как руководство к действию. В той же Латинской Америке перешли к жесткой фискальной и монетарной политике, сократили с 5 до 2% ВВП бюджетные дефициты, снизили до однозначных уровней инфляцию, вчетверо — торговые тарифы, отказались от целевого кредитования производства, в шесть раз увеличили прямые иностранные инвестиции, отменили валютный контроль и контроль над операциями текущего счета. В течение 1988—1997 гг. в регионе было приватизировано более 800 компаний, включая банки, электростанции, системы телекоммуникаций и водоснабжения, а также дороги и учреждения здравоохранения.

Результаты, однако, оказались неожиданно скромными, а в ряде случаев — обескураживающими. Так, ежегодные темпы роста реального ВВП в Латинской Америке хотя и достигли 3%, что было лучше, чем 2%, наблюдавшихся во время "утраченного десятилетия" (1980-е годы), но оставались гораздо меньше 5% (и больше), имевших место в 1960—1970-х годах. При этом в регионе выросла безработица, усилилось социальное неравенство и разочарование в реформах. Бедность оставалась обычным явлением. Социологические опросы свидетельствовали о социальной несправедливости, в части как распределения доходов и благосостояния, так и образования, занятости и участия в политической жизни.

Эта статистика — часть доклада Комиссии по экономическим реформам и неравенству в Латинской Америке (2001 г.), подготовленного при поддержке Фонда Карнеги за международный мир (США) и Межамериканского диалога (США). Доклад также содержал ряд рекомендаций, которых, по мнению его авторов, явно не хватало Вашингтонскому консенсусу. Речь, в частности, шла о сглаживании экономических циклов, стабилизационных фондах, системе социальной защиты, образовании для бедных, повышении налогообложения богатых для поддержки неимущих, налогообложении зарубежных (офшорных) активов, финансовой и правовой поддержке малого бизнеса, защите наемного труда. Понятно, что реализация этих предложений требовала не слабого, а сильного государства, что явно противоречило базовой идее Консенсуса, который, по мнению авторов доклада, "не принес ожидаемых результатов".

Особой фишкой доклада оказался последний, т.н. "+1 инструмент", который предполагал "снижение протекционизма богатых стран". Указывалось, что они защищают свои рынки искусственными барьерами, в частности в агробизнесе. Это усиливает нищету и неравенство у их бедных соседей, хотя в идеале богатые страны должны были бы открыться для их товаров. Так, вопреки либерализации аграрных рынков большинством латиноамериканских экономик, страны ОЭСР тратили (на момент выхода доклада) более 360 млрд долл. для защиты своих фермеров, чья доля в совокупной рабочей силе составляла всего 5%. В ЕС и США ежегодно на поддержку одного фермера уходило около 19 тыс. долл. При этом защита предоставлялась трудоемкому сельхозпроизводству, в котором с легкостью могла специализироваться Латинская Америка. 

Не удивительно, что доклад был назван "Противоречивый Вашингтон" (Washington Contentious).

Шоковая терапия

В постсоциалистической Европе неолиберальный мейнстрим начала 1990-х был в основном связан с "шоковой терапией", которая дополнила Консенсус своим собственным "+1 инструментом" — шоковой скоростью трансформаций. Можно долго спорить о том, насколько удачным был подход Л.Бальцеровича, но нельзя отрицать, что на его родине — в Польше — он оказался в целом успешным. Поєтому значительная часть экспертов продолжает утверждать, что провалы других переходных экономик объяснялись низкой скоростью их реформ (О. Гаврилишин, 2016 р.). Или, иными словами, малой порцией "шока".

На этом фоне примечательно мнение Г. Колодко (2005 г.), указавшего, что в 1989—1993 гг. Польша пережила "шок без терапии" из-за "брутального нарушения основных правил прагматизма и рациональности", что проявилось в отсутствии уважения к развитию рыночных институтов, чрезмерной и чересчур быстрой либерализации торговли и недостатке стимулирования роста.

Такая оценка тем серьезнее, что к рыночным реформам Польша была подготовлена несоизмеримо лучше многих ее соседей. В ней, например, и при социализме существовал приватный бизнес и кооперативы, значительная часть сельскохозяйственных земель находилась в собственности крестьян, в 1960-х были легализованы банковские валютные счета и проценты за них. Для поездки на Запад было достаточно заплатить 5 долларов. Благодаря этому еще в 1964 г. один из будущих идейных вдохновителей "Солидарности" 18-летний Адам Михник мог проездом из Парижа заехать в Вену на радиостанцию "Свободная Европа". В стране сохранились навыки рыночного регулирования: на начальном этапе "шоковой терапии" был использован Торговый кодекс 1934 года. Было доступным и западное университетское образование — сам Л.Бальцерович получил его в начале 1970-х в Соединенных Штатах.

Не удивительно, что Польша осталась одним из флагманов переходных экономик Европы. Между тем их последующее "расслоение" оказалось результатом не столько рыночных реформ, как сложного геополитического размежевания. Согласно ему страны к западу от бывшего Союза, включая Прибалтику, были признаны частью европейской культуры, истории и общего европейского будущего. Восточные же их соседи остались в орбите правопреемника СССР — России. Насколько далекоидущим, серьезным и жестким было это деление, показали Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Крым и Донбасс.

Без учета этой геополитической сегрегации нельзя рассматривать ни пост-социалистическую историю, ни переход к рынку, ни его результаты. Она же проливает свет и на списание Польше 50% ее внешнего долга (1991 г.) с последующей реструктуризацией ее долга западным банкам (1994 г.). Для своих потенциальных членов ЕС уже в 1989 г. инициировал программу технической помощи PHARE. Первыми ее получателями стали Польша и Венгрия. Для стран же СНГ и Монголии была предложена программа TACIS. Недавно стало известно, что в начале 1990-х премьер-министр Великобритании Дж.Мейджор обсуждал возможность членства в ЕС и России. Однако его европейские коллеги посоветовали не озвучивать подобных идей, указав на угрозу доминирования в Европе бедной ядерной державы.

В условиях такого "свободного рынка" тщательно отобранные еврокандидаты обрели особые мотивы, условия и цели для своих реформ. В какой-то момент их стал открыто координировать Брюссель, и за вуалью "шоковой терапии" проступил Брюссельский консенсус — глобальное соглашение об условиях и очередности предоставления членства сначала в НАТО, а затем и в ЕС. Вступив в него в 2004 г., Польша стала ежегодно получать до 9 млрд евро из структурных фондов ЕС. В 2014—2020 гг. ей из них должны выделить еще 86 млрд евро. ЕС, таким образом, заплатил и продолжает платить своим новым членам за их реформы. В этом отношении все связанные с ними риски оказались неплохо застрахованными. Чего нельзя сказать об их восточных соседях.

По признанию екс-главы центробанка Польши (М.Белька), целевой уровень инфляции в Польше следовало бы установить выше 2,5%, однако то была "цена вступления в Евросоюз". Что, очевидно, относится и к отказу от валютного регулирования с контролем над движением капитала. Сегодняшние поступления из структурных фондов ЕС с лихвой компенсируют их отмену — в новых членах Евросоюза их объемы доходят до 3—4% ВВП. Убери эту помощь, и некоторые экономики начнут падать. Єтот феномен прекрасно известен. Другое дело, что он не афишируется. Именно поэтому такие страны, как Литва, особенно обеспокоены Brexit — выход Великобритании неминуемо сожмет бюджет ЕС и соответствующие перспективы роста его стран-реципиентов. 

Невольно возникает вопрос, если это — "свободный рынок", то что тогда государственное регулирование, достигшее международного масштаба?

500 дней

Интеллектуальным ответом бывшего Союза на "шоковую терапию" стала "Программа 500 дней" Г.Явлинского. Именно столько, по версии ее авторов, хватило бы для создания рынка, на который у Запада ушло несколько сот лет. Сколь ни курьезна эта мысль, однако именно она в начале 1990-х сверкала на острие экономического мейнстрима. Более поздние оговорки об условности срока программы, безусловно, лукавство. Все шаги в ней были прописаны едва не по месяцам. Ее продвигал уважаемый академик С.Шаталин. Она была разослана для проработки по всей союзной вертикали.

Серьезных альтернатив этим взглядам не было. Да и кто бы им возразил в условиях государственного монотеизма? Не мудрено, что в критический момент идея "большого рыночного скачка" оказалась столь же востребованной, как и "заряженная вода" А.Чумака с телегипнозом А.Кашпировского.

Масла в огонь подливали надежды на внешнюю помощь. По словам Дж.Сакса, советника правительства Е. Гайдара, в 1992 г. G-7 и МВФ обещали 24 млрд долл. России и еще 
20 млрд остальным союзным республикам. Всего им было обещано более 100 млрд долл. После чего, по заверению МВФ, должен был последовать экономический рост в 4%. В 1993 г. уже новая американская администрация обещала России новый финансовый пакет в 28 млрд. Но из всего этого, по словам Дж.Сакса, страна к концу 1993 г. получила только 4 млрд.

Программа правительства Е.Гайдара хотя и конкурировала с "500 днями", но за их теоретические рамки не выходила. Ее результат, помноженный на советские реалии и отсутствие внешней помощи, превзошел все ожидания: в 1990-х ВВП России упал на 38,8%. При этом чашу рыночного причастия с ней выпили все члены СНГ. Самой горькой она оказалась у Украины — глубина ее спада достигла 60%. Такого мир не знал и в годы Великой депрессии. 

Ответственность за тот провал никто на себя не взял. Ни в части теории, ни практики. Но, в отличие от оппонентов, "команда Гайдара" оказалась единственной, прямо указавшей на успешно достигнутую цель. Так, по словам Б. Чубайса, "залоговые аукционы создали политическую базу для бесповоротного разгрома коммунистов на выборах 1996 года". И он же продолжил: "А представление про справедливость у народа мы сломали еще ваучерной приватизацией". В этом с ним согласился А.Кох: "Прощание с советским культом справедливости … это была плата за рыночные реформы. И за приватизацию, в частности".

Что же касается помощи в виде "условно говоря, плана Маршалла", которую Е. Гайдар просил у тогдашнего госсекретаря США Дж.Бейкера, то она, как известно, не поступила. Уже в 1993 г. представитель Госдепа США в странах СНГ С.Тэлбот произнес свою знаменитую фразу — "меньше шока, больше терапии". Российский министр финансов Б.Федоров сказал, что это "удар ножом в спину". Дж.Сакс добавил, что "лезвие еще и провернули". Правда, много позже он признался: "Мы положили больного на операционный стол, вскрыли ему грудную клетку, но у него оказалась другая анатомия".

Реформы второго поколения

К концу 1990-х Вашингтонский консенсус успели окрестить "рыночным фундаментализмом" (Дж.Сорос). Его проблемы были вынуждены признать и МВФ с Мировым банком. После азиатского кризиса 1997–1998 гг., бегства западного капитала из развивающихся стран, дефолта России и потрясений в Бразилии, Украине, Перу и проч. скрывать очевидное уже не имело смысла. В Фонде заговорили о "реформах второго поколения", обратившись к термину, предложенному М.Наймом. 

Последний обратил внимание, что "устойчивый экономический рост требует сильных государственных институтов". Но их-то развивающимся странам обычно и не хватает. Так что "опасность слишком сильных государств почти мгновенно сменилась опасностью чересчур слабых государств". И если у авторов Консенсуса тревогу вызывала чрезмерная инфляция, то через 10 лет оказалось, что проблемой является слабое государство, неспособное защитить закон, бороться с коррупцией и проводить реформы.

При этом "макроэкономическая ортодоксия" оказалась не панацеей, а всего лишь подходом к решению более сложных задач. Ибо при всей своей важности она не обеспечила "учебниками школы" и "лекарствами больницы". Стало очевидным, что ее надо дополнить развитием социальных институтов — как государственных, так и рыночных. 

Консенсус недооценил и риски глобализации. Его постулаты относительно дерегулирования и торговой/финансовой либерализации исходили исключительно из положительных ожиданий. Тогда как только за пять лет (1994–1999) системные кризисы произошли в 10 странах со средними доходами, став для всех полнейшим шоком.

Аналогичные аргументы звучали и в известной критике Дж.Стиглица, который указывал на "провалы" и рынка, и государства. В силу чего необходимость состояла в их совместном развитии, а не в отказе от государственного регулирования как такового. Его знаменитый "Пост-вашингтонский консенсус" пестрел остротами в адрес МВФ и Мирового банка, для которых просто не было бы места, будь рынок действительно "совершенным". При этом он задался резонным вопросом, почему реформы в России сопровождались спадом и удвоением неравенства в доходах, хотя ее экономика считалась крайне неэффективной и при переходе к рынку должна бы была расцвести. 

Многие также указывали, что Китай избежал подобной участи, выбрав иную стратегию реформ. Эффективность его эволюционного перехода к рынку была самоочевидной. На этом фоне исполнительный директор МВФ М.Камдессю был вынужден признать, что для проведения реформ в переходных экономиках "не было ни надлежащего опыта, ни четкого плана действий" (1999 г.). С этим трудно не согласиться. Как, впрочем, и с тем, что международные организации вообще не обладали компетенцией и полномочиями для решения задач подобного масштаба.

Подводя итоги 1990-х, Д.Родрик констатировал, что кампания по приватизации, дерегуляции и либерализации оказалась, "возможно, самой мощной за всю историю человечества". Причем увлечение ими, как и свобода, предоставленная капиталу, явно превзошли ожидания Дж.Вильямсона. Однако после десятилетия рыночного энтузиазма в Вашингтонский консенсус больше никто не верил. Его итоги были таковы, что речь уже шла "не о том, жив он или мертв, а чем его заменить". Сам Дж.Вильямсон признал, что былое единодушие — основа Консенсуса — испарилось.

Д.Родрик не скрывал своего скепсиса по поводу универсальных правил "сверху-вниз". "Стабилизировать, приватизировать и либерализировать" стало мантрой поколения технократов, которые набили руку на развивающемся мире и политиках, которых они консультировали". Критикуя этот подход, он удачно подытожил дебаты конца 1990-х, описав новую, "улучшенную", версию Вашингтонского консенсуса. В последней к исходным 10 принципам добавилась еще одна десятка: корпоративное управление, борьба с коррупцией, гибкий рынок труда, правила ВТО, финансовая отчетность и стандарты, осторожная либерализация операций с капиталом, независимость центрального банка и таргетирование инфляции, система социальной защиты, сокращение бедности.

Нетрудно заметить, что "расширенная" версия Консенсуса отражает практически все аспекты сегодняшнего сотрудничества Украины с МВФ. Не менее примечателен и тот факт, что в нее попало таргетирование инфляции. Ибо только в условиях рынка, близкого к совершенному, центральный банк может преследовать одну-единственную цель — ценовую стабильность. Однако, насколько далеки эти представления от реальности, показала Великая рецессия (2007—2009 гг.).

Великий неолиберальный кризис

Если в Украине до сих пор нет официального объяснения причин ее 60-процентного падения в 1990-х, а также кризисов 2008—2009 и 2014—2015 гг., то в США причины Великой рецессии были озвучены уже в 2011-м. Специально созданной Национальной комиссии хватило двух лет для вывода, что к кризису привели политика чрезмерной либерализации, дефекты рыночного саморегулирования и дефицит государственного контроля. Речь, в частности, шла о провалах в финансовом регулировании и надзоре, недостатках корпоративного управления и риск-менеджмента, чрезмерных инвестиционных рисках, изъянах внебиржевых деривативов, растерянности государства. (Примечательно, что М.Найм еще в 1999 г. предположил возможность начала очередного кризиса в финансовой сфере одной из ведущих стран мира, указав, что она к нему не будет готова.) 

В ходе Великой рецессии ВВП США упал на 4,3%, цены на жилье — на 30%, индекс деловой активности Standard & Poor's — на 57%, безработица выросла вдвое. В эпицентре проблем лежал дерегулированный финансовый сектор. По логике неолиберальной доктрины всего этого просто не могло быть. Тем более, в США. Но уж коль случилось, то судьбу рынка должен был решать сам рынок: неплатежеспособные компании и банки надо было банкротить, крупный бизнес — дробить, а государственный бизнес — продавать, причем преимущественно иностранным инвесторам (например, из Китая, коль скоро они оказались более успешными). Американский минфин должен был блюсти бюджетную дисциплину и уровень госдолга. А ФРС (центробанк) — стоять от него как можно дальше.

Но на практике все вышло наоборот. Государство стало спасать крупнейшие корпорации; национализировало бизнес, обрушивший глобальные рынки; взвинтило дефицит бюджета, госдолг и эмиссию денег. В рамках первой стабилизационной программы минфина (TARP, 2008—2010) на эти цели ушло 438 млрд долл., из которых более 60% получили всего 12 корпораций: одна страховая (AIG), восемь крупнейших банков и три автокомпании (General Motors, Chrysler, Ford — последний, правда, в деньгах не нуждался). Если все эти средства государство вернуло себе через два года, то его второй пакет (закон ARRA, 2009—2012) был фактически безвозмездным. В его рамках 
840 млрд долл. выделялись на снижение налогового бремени, финансирование инфраструктуры и науки, защиту малообеспеченных, здравоохранение, образование, энергетические и природоохранные проекты. 

Основным источником этого финансового потока была ФРС. Ее монетарная политика в корне изменилась: эмиссия хлынула рекой; процентные ставки почти обнулили; их "привязали" к безработице; де-факто подняли целевую инфляцию; ФРС обязалась кредитовать бюджет и небанковские корпорации, ввела целевое финансирование и т.д. Экономическая реанимация США длились девять (!) лет — с октября 2008-го по октябрь 2017 года. Причем "нетрадиционная" бюджетная и монетарная политики оставались в силе и после окончания рецессии в июне 2009 г. За это время баланс ФРС вырос в 5 раз, монетарная база — в 4,5 р., госдолг — почти вдвое, его отношение к ВВП — с 62,8 до 102,3%.

"Оказалось", что экономической целью государства является не дерегуляция и приватизация, а стабильный рост. В 2011 г. исполнительный директор МВФ Д.Стросс-Кан признал, что Вашингтонский консенсус "остался позади", а маятник экономической мысли и практики качнулся — пусть и немного — но от рынка к государству. С ним трудно спорить, тем более, что антикризисную политику США скопировали практически все ведущие экономики мира. А Банк Англии и Европейский центральный банк до сих пор проводят "нестандартную" монетарную политику.

Протекционизм vs Консенсус

Ведущие экономики не стали возвращаться к неолиберальным идеям Консенсуса и после выхода из кризиса. Вот уже несколько лет весь мир наблюдает за борьбой ЕС с мигрантами и их выдворением за пределы Европы. При этом предпринимаются действия, с неолиберальной точки зрения сюрреалистические. Внешние границы ЕС обносят рядами колючей проволоки. Причем одного ряда подчас оказывается мало. Возникают заграждения и между членами ЕС, отзываются послы, на границу высылаются армейские подразделения. Вспоминают о паспортном контроле внутри Шенгенской зоны. Платят мигрантам, чтобы те покинули Европу. Останавливается транспорт, чтобы упредить их приезд. Часть европейских стран отказывается принимать мигрантов в рамках ранее согласованных квот. Им за это грозят отменой субсидий из бюджета ЕС. Заключается соглашение с Турцией по высылке на ее территорию нелегалов. Цена вопроса — обещание членства в ЕС плюс 3 млрд евро. Звучат предложения о создании целой серии таких лагерей за границами ЕС с единственной целью — защитить "свободную Европу". 

Самое радикальное на этом фоне решение — Brexit. В Великобритании не скрывают, что одной из главных его причин стал неконтролируемый приток иностранцев. Аргумент довольно странный, если учесть, что речь идет о колыбели свободного рынка и классической политэкономии, родине М.Тэтчер и вдохновленных ею неолиберальных теорий, включая Вашингтонский консенсус. 

На другом берегу Атлантики грозят достройкой "Великой американской стены", дабы полностью отгородиться от Мексики. Та возмущена. Но слышит, что ее заставят платить за оставшиеся две тысячи километров. США выходят из проекта Транстихоокеанского партнерства. Требуют пересмотра Североамериканской зоны свободной торговли. Президент США негодует и настаивает на симметричном открытии рынков. Поднимает тарифы на сталь (10%) и алюминий (25%). ЕС, Китай и Турция отвечают контрмерами. Для Турции ситуация патовая. Ее лира девальвирует на треть, а с начала 2018 г. — на 60%. Международный капитал нервничает. Вспоминают Bank of America, разглядевший симптомы кризиса 1998 года. Тот самый, что вынудил МВФ признать уместность контроля над движением капитала. 

* * *

Украина же тем временем продолжает свою нескончаемую череду "радикальных рыночных реформ". Их лейтмотив неизменен. На слуху, как и 30 лет назад, все та же Триада — приватизация, дерегуляция, либерализация. Следуя им, страна никак не достигнет дореформенных объемов производства. С учетом же эмиграции, неясно, когда это случится вообще. Спад, ознаменовавший переход к рынку, вдвое глубже и длительнее Великой депрессии 1930-х. В стране нет институтов развития, показатели ее роста и инвестиций — ниже среднемировых, ее покидает молодежь, доходы упали до границы самых нищих стран. Гривна перманентно девальвирует. У государства очевидные проблемы с управлением, долгом, пенсиями и территориальным суверенитетом. Внешние кредиторы требуют продажи леса-сырца и сельскохозяйственных земель. ЕС при этом объявляет доктрину "сырьевой дипломатии" и ищет доступ к природным ресурсам третьих стран. Украинская власть декларирует борьбу с коррупцией, валютную либерализацию и миллионы долларов на своих офшорных счетах. Как, впрочем, и наличкой.

Международные кредиторы от этого явно не в восторге. Они пытаются исправить собственные ошибки 1990-х, когда в Украине, согласно Дж.Хеллману, Д.Кауфману и Г.Джонсу, произошел "захват государства" — приватизация политических функций бизнесом. Этот феномен был описан ими на пороге нулевых при анализе проблем переходных экономик. "Всего за десятилетие страх перед государством-левиафаном сменился растущим вниманием к олигархам, способным "захватить государство" и менять политику, регуляторную и законодательную среду в свою пользу, генерируя концентрированную ренту за счет остальной экономики." В Украине уровень такого захвата по их трёхбалльной шкале (низкий, средний, высокий) оценивался как высокий, в полтора раза больше среднего по выборке из 18 переходных стран. 

В таких условиях самые благие намерения Консенсуса автоматически выворачиваются наизнанку. Как, впрочем, и попытки рационального госрегулирования. Что не удивительно, т.к. речь идет не просто о коррупции, но монопольном капитале, который захватывает политические высоты и третирует все общество. В терминологии Д.Аджемоглу и Дж.А.Робинсона, такой захват порождает "экстрактивные институты" — систему экономической и политической власти, которая на корню убивает надежды на общественное процветание. Справимся ли мы с этим наследием реформ 1990-х и каким образом, пока неясно. Но то, что сделать это без пересмотра ряда их базовых постулатов не удастся, — вполне очевидно.

P.S. Один из авторов концепции "захвата государства" (state capture) — Д.Кауфман — был первым главой миссии Мирового банка в Украине и благодаря этому имел неплохое представление о ходе и результатах ее "радикальных структурных реформ".

https://zn.ua/article/print/macrolevel/strana-zastyvshih-reform-293906_.html

 

Link to comment
Share on other sites

Саур-Могила: что не убивает — делает нас сильнее

Назар Криница7 сентября, 17:15ZN №1208, 8 сентября — 14 сентября

Памяти погибших побратимов.

"Вы — разведчики, вы — спецназ, вы — лучшие, должны держаться до конца. Все, кто сбежал, кто в тыл ушел — предал прежде всего самого себя. В разведке такого не бывает", "Мы здесь не для того, чтобы ждать подмоги или помощи. Мы здесь, чтобы сделать все, чтобы выполнить свой долг", "Ты же знаешь, если сейчас пойдем, то все равно умрем. Так лучше в бою встретить смерть в лицо, чем спиной". 

Это лишь часть того, что мы слышали в августе 2014-го от командиров, когда сверхчеловеческими усилиями держались в донецкой степи.

Известная еще с казацких времен и Второй мировой Саур-Могила возвышается здесь на 277,9 метра. Эта высота Донецкого кряжа, удерживавшаяся немцами, была стратегически важной для советских войск, поскольку прямой обзор с нее в ясную погоду достигает почти 40 километров. В хорошую погоду с Саур-Могилы видно даже Азовское море, что в 75 км на юг. В ходе штурма высоты в годы Второй мировой погибли в полном составе несколько советских дивизий. 

Но об этом мы узнали позже. Когда читаешь в Интернете о датах, цифрах, фактах и даже событиях, связанных с высотой, трудно уловить эмоции. Все по-другому, когда сам сидишь там под постоянным шквалом огня, когда каждая минута может быть последней, и человеческая природа аж взывает к тебе: "Спасайся, беги!" — а совесть молчит и не пускает. Тогда уровень страха и самосохранения снижается, перед глазами возникают моменты из детства, школы, самые счастливые секунды, о которых давно уже не вспоминал, и тогда понимаешь: очень хочется жить! 

 

 
212023.jpg
 

 

По горькой иронии, как и в годы Второй мировой, мы должны были снова отвоевывать эту высоту — с той только разницей, что в этот раз захватчики пришли с востока, в который раз маскируясь под "освободителей и братьев". После того как Саур-Могилу заняли сепары, там был оборудован наблюдательный пост для российской артиллерии. Корректируя огонь, они фактически заблокировали все передвижение и отрезали от снабжения 24-ю, 72-ю механизированные и 79-ю аэромобильную бригады в секторе "Д". Без Саурки не могло быть успеха, без нее у ребят было тылового обеспечения, исчерпывались запасы. Вывод войск также был возможен только в случае контроля Саур-Могилы. Ухудшало ситуацию то, что высоту прикрывали российские истребители. Россияне патрулировали вдоль границы, а 24 июля сбили над Саур-Могилой два украинских штурмовика Су-25. Через четыре дня, чтобы отбить высоту, 19-я ракетная бригада ВС Украины впервые в этой войне применила свое мощнейшее средство огневого поражения — дважды ударила тактическими ракетами "Точка-У". Потом, до 3 августа, продолжались отчаянные бои за Саур-Могилу силами подразделений 51-й механизированной, 25-й воздушно-десантной и 95-й аэромобильной бригад. Наемники и их прикрытие из состава российских военных получили приказ удержать высоту любой ценой. 

Наши подразделения взяли Петровское у подножья Саур-Могилы, но сама высота, откуда мы уже были намерены корректировать огонь по российским войскам на южном фронте, оставалась вне контроля. Удерживать ее под шквалом огня российской артиллерии и отбивать постоянные атаки российских и кавказских наемников было непросто. 

И тогда на Саур-Могилу решили отправить разведчиков, которые должны были удерживать высоту и корректировать огонь. Руководить поручили нашему командиру полковнику Игорю Гордийчуку. Теперь он известный на всю страну Герой Украины. Путь к этого высочайшему званию пролегал для него через готовность осознанно пойти на смерть и повести за собой таких же, как и он, сорвиголов. И мы смогли. Мы прорвались 12 августа на Саур-Могилу, взяли под контроль наблюдательный пункт и начали корректировать огонь. 

"Привет, брат! Дай воды! Держись! Прорвемся!" — ободрял нас непоседливый полковник с позывным "Сумрак". Он не спал и почти не ел — как настоящий киборг. И мы все рядом с ним стали киборгами. Любой из нас, кто никогда не думал оказаться в этих местах в те дни. Смерть была рядом. Казалось, мы даже разговаривали с ней на "ты", как старые знакомые. А как иначе? Ведь сепаратистские подразделения постоянно пытались завязать ближний бой, наступали ночью, а россияне прицельно обстреливали из артиллерии. Мы же стали одним целым с родной землей, удерживали высоту и корректировали огонь наших "богов" по колонам и позициям противника. 

 

 
212024.jpg
Василий Артюшенко, ZN.UA
Игорь Гордийчук (в центре) с побратимами после парада в День Независимости 2017 г.

 

"Чому я не сокіл, чому не літаю, чому мені, Боже, ти крилець не дав? Я б землю покинув і в небо злітав", — крутилось в голове в те минуты, когда все затихало. В непродолжительные промежутки тишины казалось, будто все кончилось, а мы уже где-то в другом измерении, по другую сторону человеческого бытия… В моменты отчаяния на фоне бессонницы иногда думалось, что из того ада только одна дорога — в небо, но не как сокол… "Брат, что призадумался? Прорвемся! Помоги-ка", — он умел переключить внимание в самые тяжелые моменты. Он был неутомимым, неудержимым командиром и доказывал каждому из нас, что все мы можем так, что все мы — разведчики, воины, часть команды, которая может и должна выстоять. Мы верили ему. Наверное, именно такими и были легендарные казаки-характерники со своими сверхъестественными способностями. 

В какой-то момент была повреждена связь. Мы остались отрезанными от мира, но продолжали корректировать огонь через мобильные телефоны. Экономили заряд, зная, что подзарядить негде, а один звонок может быть очень эффективным в борьбе с врагом.

Мы знали, что наша группа на Саур-Могиле и небольшое подразделение в Петровском отдалены от основных войск на десятки километров. Ситуация обострялась, подмога не поступала. Среди нас были раненные и контуженные. "Сумрака" тоже контузило, но он даже не думал отступать или передавать свои обязанности. "Мы все должны делать то, что должны делать. Отступать некуда", — повторял полковник, наверное, понимая всю безысходность ситуации. Но подмога пришла, и 18 августа нам сообщили о ротации. К нам добрался полковник Потехин со своими ребятами — разведчиками, десантниками, корректировщиками огня, минерами, которые, как и мы, сделали добровольный выбор: лучше умереть за Родину, чем бросить своих и отступить. Однако вопреки нашим усилиям с каждым днем мы все больше понимали, что нам не удержаться. 19 августа погиб десантник Владимир Кандела. Его смерть у всех нас породила не страх и отчаяние, а жажду мести, жажду выжить любой ценой, прорваться, продолжить бой и победить. 

Мы держались на Саур-Могиле после смерти Канделы еще шесть дней. Шесть невероятно долгих, изнурительных и преисполненных ненависти к врагам, отчаяния и стремления к победе дней. В День Независимости очень хотелось туда, вместо этого узнали, что корректирование нами огня с Саур-Могилы уже не нужно — наша артиллерия отошла от высоты из-за артобстрела российских подразделений. В тот же день захватчики начали штурм высоты. Наверное, очень хотелось занять Саур-Могилу в день нашего государственного праздника. Мы же отбивали атаки с двойной силой. Праздничный день прибавлял нам решительности, и в том бою мы победили. 

24 августа поздно вечером мы получили приказ отходить. Начали отступление, а в голове — "разведчики не отступают", "встретить смерть в бою". Было очень тяжело сдать территорию, каждый сантиметр которой орошен кровью, — землю, где полегли твои боевые товарищи. Все это вопреки пониманию, что оставаться не было никакого смысла. "У нас еще впереди не один бой. Вы же разведчики, должны дойти", — говорил "Сумрак", оставляя высоту одним из последних. Понимали, что дорога будет непростой, но еще не знали, какой ад на нас ждет впереди под Иловайском. 

Мы дошли, мы в строю, и мы сильнее, чем были...

Автор — действующий офицер спецназа ГУР Минобороны Украины, по понятным причинам написал статью под псевдонимом. В 2014–2015 гг. принимал участие в боях на Саур-Могиле, в ДАП, Дебальцево. 

 

https://zn.ua/article/print/personalities/saur-mogila-chto-ne-ubivaet-delaet-nas-silnee-293880_.html

Link to comment
Share on other sites

Фактор чугуна

Михаил Краснянский7 сентября, 17:04ZN №1208, 8 сентября — 14 сентября

Почему выпускники наших школ и вузов завтра не смогут найти работу.

Образование — это то, что остается, когда забывается все, чему учили.

Альберт Эйнштейн

Как-то в Донецком техуниверситете, где я лет 15 назад работал профессором кафедры промэкологии, студентка-заочница сдавала мне экзамен по экологической безопасности, однако ни на один даже простейший вопрос ответить так и не смогла. "Возьмем металлургический завод, — говорю я, — какие у него факторы загрязнения природной среды?" — Долгое молчание. — "Ну что у метзавода из дымовой трубы выбрасывается?" — с надеждой подсказал я. — "Чугун!" — радостно выпалила студентка.

Клянусь, это не студенческая хохма, увы, это суровая вузовская реальность! Возможно, сейчас вам ее ответ показался смешным, но тогда я не засмеялся. Я... испугался. Сам не знаю чего — то ли ее жутковатой дремучести, то ли той самой чугунной болванки, которая почему-то вылетела из заводской дымовой трубы и вот-вот шмякнет меня по башке, и тогда я уже не смогу работать профессором (но доцентом, пожалуй, еще смогу...). 

Еще одно замечание. Английский для учебы в университете нужно учить, как говорил Жванецкий, "тщательнОе". Если, к примеру, вы, немного выучив английский, придете в американский госпиталь и скажете там: "Ай хэв пэйн ин спайн" (I have pain in spine — У меня боль в позвоночнике) — вас направят в нейрохирургию. Если же вы учили произношение спустя рукава, перепутали звучания слов и заявите в больнице "Ай хэв пайн ин спэйн" (I have pine in Spain — У меня сосна в Испании) — вас направят к психиатру… 

* * *

Университеты и колледжи США делятся на два типа: частные и "штатские" — т.е. финансируемые из бюджетов отдельных штатов (федеральных "госвузов" в США нет: исторически сложилось так, что образование не упоминается в Конституции США в 1787 г. Отцам-основателям США, видимо, было не до того). Все университеты в США — платные, бесплатного послешкольного образования в США нет вообще. 

Послешкольное образование в США многоступенчатое, учиться нужно будет долго, тяжело и дорого. Но игра стоит свеч. После средней школы (high-school) американские дети обычно идут в community college (ну, а кто побогаче — в частный, более престижный). Такой колледж эквивалентен первым двум (общим) курсам университета. После колледжа следует университет (точнее, Undergraduate School внутри университета), и через два года учебы вы получаете степень бакалавра (bachelor). Следующие два года учебы в Graduate School (но, как правило, в каком-нибудь другом университете, рейтингом повыше) — и вы получаете мастера (Master's degree). Проучивчись после мастера еще два-три года — можно получить ученую степень PhD. (Но надо понимать, что защита диссертации в США не приводит к автоматическому продвижению по службе или к повышению зарплаты — это всего лишь хорошая запись в резюме, не более; в США платят исключительно за результат труда, а не за красивые бумажки с печатями). После бакалавра можно также поступить на два-три года в специализированную "высшую школу" — Law School или Business School, желательно уже при каком-нибудь знаменитом университете "из первой мировой десятки". Но не так все просто: для того, чтобы только быть допущенным до конкурса, надо сдать (и успешно, внутри топ-5%!) специальный огромный и сложнейший тест — GMAT в бизнес-школу или LSAT — в лойерскую. (Есть еще Medical School — но это "отдельная песня").

Вот после обучения в одной из таких суперпрестижных "School" вам почти гарантирована работа в престижном месте за хорошую зарплату (для начала 75 тыс. долл./год). Но безбедной жизнью вы будете жить не скоро — ведь, допустим, два года учебы в Harvard, Stanford или Yale University потребует от вас 50 тыс. долл. x 2=100 тыс. долл., плюс 180 тыс. долл. за Business School, итого 280 тыс. долл., которые вы, скорее всего, возьмете в банке в кредит и будете лет 10 отдавать с процентами. Но потом, к 40 годам, когда вы вернете кредит, а ваша зарплата подскочит до 300–500  тыс. долл./год (если будете работать по 10–12 часов в сутки, включая выходные, — но это не всякий выдерживает, т.к. может наступить т. н. "синдром выгорания"), вы станете зажиточным американцем; можно будет и дом купить (опять в кредит, но теперь уже не тяжкий), и детей завести (раньше — никак!). Если же вы закончите "штатский" (т.е. не частный престижный) университет — это будет намного дешевле — 25–35 тыс. долл./год, но и работа после него у вас будет "пожиже", да и найти ее будет посложнее. Зато, если вы из небогатой семьи и хорошо учитесь, — в таком университете вам дадут ежегодный безвозмездный грант в несколько тысяч долларов и возможность работать внутри университета (так наз. "work-study" — 3–4 часа в день за 7 долл./час). 

Еще раз хочу подчеркнуть исключительную важность того, чтобы учиться в США в "правильном" университете, т.е. в университете из "первой мировой десятки": это некоторые университеты из т. н. "Лиги плюща" (Ivy League) — Гарвард (Harvard), Принстон (Princeton), Йель (Yale), а также Массачусетский Технологический (MIT), University of Chicago и три Калифорнийских университета Тихоокеанского побережья — Stanford (Стэнфорд), CalTech (Калифорнийский Технологический), Berkeley (Беркли). 

Почему? Вот представьте, вы заканчиваете учебу в американском университете, и за полгода до финиша начинаете искать работу (например, получаете бакалавра/мастера экономики или финансов). Конечно, вы стремитесь попасть в "хорошее место": крупный известный банк, крупную консалтинговую компанию и т.д., для чего составляете резюме и рассылаете его по корпорациям (разумеется, предварительно нужно зайти на сайт каждой из них и тщательно изучить все открытые вакансии на предмет соответствия им вашей реальной квалификации ("skill") и вашего резюме. Далее (внимание!) ваше резюме попадает в руки (т.е. в компьютер) агента из "отдела кадров" (Human Resources) одной из престижных корпораций, куда вы направили резюме. Что сделает этот агент с вашим резюме? Он, первым делом, глядит: а какой университет вы окончили? И если это не "первая десятка", дальше он, как правило, ваше резюме не читает и никакого ответа на свое резюме вы вообще не получаете — увы, суперкорпoрациям не интересен ваш диплом с отличием из какого-нибудь Zadrischensk University. Более того, в вышеперечисленных "крутых" университетах каждую весну прямо в университетских холлах представители этих самых вожделенных "суперкорпораций" устраивают "базар": сидят там за столиками, и каждый студент (с высоким баллом, разумеется) может напрямую подойти к любому из них со своим резюме, а не посылать его "вслепую". Так что если уж тратить семейные денежки на американское образование — то только в университетах "первой мировой десятки"… 

Важным элементом передовых университетов США является т. н. GARAGE ("Гараж"). Нет, это не крытая стоянка автомобилей, это место для студенческих стартапов (там есть бесплатные мощные компьютеры с продвинутым софтом, стенды и станки для изготовления и монтажа электроники и моделей и т.д.). Название "Гараж" идет от факта, что многие знаменитые корпорации в Silicon Valley начинались (из-за безденежья!) студентами в реальных гаражах: так, два молодых стэнфордских выпускника, Уильям Хьюлетт и Дэвид Паккард, наскребли аж 540 долларов (!) и свой первый прибор собрали в арендованном гараже в Пало Алто — так началась знаменитая ныне корпорация "hp" с оборотом 111,5 млрд долл. и числом сотрудников 302 тысячи. Талантливые студенты не ждут диплома и не рассылают свои резюме — они со 2–3 курса идут в университетские "Гаражи" со своими "безумными" идеями. В этих "Гаражах" работают инструкторы топ-уровня, в основном отставники из руководящего состава Hewlett-Packard, Microsoft, Lockheed Martin и т.д. Следующим поколениям ("цифровым поколениям" — "digital generations") уже не стоит полагаться на наемную работу в госучреждении, на заводе или в корпорации, на стабильную зарплату, медстраховку и на будущую пенсию. Им понадобится более активная жизненная позиция. Им придется спросить себя: что я реально хочу и могу делать? Какое дело я мог бы начать? Каким способом я могу внести свой вклад в развитие цивилизации и одновременно получить прибыль и обеспечить себя и свою семью? 

Интересно, что именно из этих университетов "первой десятки" вышли почти все американские президенты и Нобелевские лауреаты; также около 20% членов китайского правительства получили там образование — не отсюда ли отчасти "растут" выдающиеся экономические успехи Китая?

При поступлении в университеты США любая коррупция полностью исключена. Вот как, например, в США поступают в университет: вы захЧдите на его веб-сайт и заполняете анкету (можно и в 10 разных университетов — это стоит 60 долл. "за штуку"); кроме имени-фамилии и проч., туда вводятся ваши оценки в колледже (при этом ваш средний балл умножается на коэффициент, отражающий место вашего колледжа в международном рейтинге: если это престижный колледж — тогда это единица, а если не очень — то от 0,95 до 0,85), ваши победы на конкурсах, ваша общественная активность (очень ценится поволонтерить где-нибудь в приюте для бездомных) и т.д. То есть на этом сайте у вас появляется свое "абитуриентское окно". Если захотят что-либо проверить, там появляется запрос на копию какого-либо документа (отсканировать и прикрепить). Никаких вступительных экзаменов, никаких личных контактов ни с кем! Через некоторое время в вашем "окне" появляется письмо, которое начинается со слова "Congratulate" (поздравляем) или "Sorry" (сожалеем); на "sorry" можно подать апелляцию, но обычно из 10 университетов минимум 2–3 вас примут. А вот взятку давать попросту НЕКОМУ! 

Списывать из интернета студентам нельзя — в любом университете есть специальная программа Plagiary, которая сразу вас "заложит" (все домашние задания делаются в электронном виде и "вешаются" на сайт преподавателя, и он тут же пропускает их через Plagiary). Сквозь эту же "инквизиционную" программу прогоняются и все диссертации — попробуй только что-нибудь "слямзить"! Кстати, если студент попался на плагиате — ему конец: выгоняют с "волчьим университетским билетом". Если же на плагиате попался диссертант — конец не только ему; это конец репутации его руководителя вместе с его научной школой. 

Коррупция исключена и на экзаменах, которые проводятся по принципу multiple choice: вам выдается лист, например, с тридцатью вопросами, на каждый вопрос предлагаются четыре ответа (все весьма правдоподобные, но правильный — только один!). Времени — один час, т.е. по две минуты на вопрос (вы затушевываете кружок против выбранного ответа); еще пять-шесть таких же вопросов-ответов связаны с вычислениями, на них — по пять минут (это еще 30 мин). Далее преподаватель сканирует ваш листок в свой компьютер, который, используя простенькую программу, выдает вашу оценку (обычно за 90% и более правильных ответов — "А", 80% — "В", 70% — "С", ниже 70% — "D" — т.е. "неуд"!). Ох, суровы требования — а ведь чтобы попасть в престижный университет, еще и нужно учиться не ниже "эй-майнус" (А-)! 

Основа популярности американских университетов — их наивысшие международные рейтинги. Вузы оцениваются международными рейтинговыми агентствами, например, наиболее авторитетным QS World University Rankings (головной офис — в Лондоне). В 2017 году в его опросах приняло участие 16 тыс. крупнейших работодателей и 32 тыс. ведущих представителей академического сообщества по нескольким критериям: количество лауреатов Нобелевской и прочих престижных международных премий, популярность учебного заведения среди международного академического сообщества и в интернете (частота запросов в поисковиках), размер частных инвестиций, цитируемость их профессуры в международной научной прессе, популярность выпускников среди престижных работодателей, процент иностранных профессоров и студентов (например, в 2012-м учебном году в американские вузы поступило около 700 тыс. абитуриентов из других стран, половина из них — китайцы), соотношение числа студентов и преподавателей и др. В соответствие с QS World University Rankings-2017 в десятку лучших вузов мира вошли "американцы": два технологических вуза — MIT и CalTech, а также Harvard, Stanford, Yale, Berkeley, а также три "англичанина" — Cambridge, Oxford и Imperial College; рядом — американские Princeton и Chicago. Лучший российский вуз — МГУ — 108-й, украинские вузы в списке "Топ-200" отсутствуют. Достоверность такого рейтинга подтверждается и суммарным распределением Нобелевских премий (по всем номинациям за все годы): "чемпион" здесь США — 276 лауреатов, следом идет Великобритания — 102 лауреата. 

Чтобы лучше понимать, чтЧ означает "один из лучших университетов мира", важно отметить: "чистый" годовой бюджет, например, Гарварда — около 4 млрд долл., a общий объем его специального фонда (Endowment) составляет 35 млрд долл. Профессура первой полусотни мировых университетов имеет индекс цитирования (Science Citation Index — SCI) в сотни, а то и тысячи единиц. Это значит, что эти профессора не только публикуют свои статьи в престижных международных журналах, но сотни и тысячи других профессоров такой же высокой квалификации читают научные статьи коллег и ссылаются на них в своих статьях, публикуемых в этих или других журналах аналогичного уровня. 

Например, типичный профессор из "высшей университетской лиги" — профессор Стэнфордского университета (Калифорния) Себастьян Тран (Sebastian Thrun), директор Стэнфордской лаборатории искусственного интеллекта (SAIL), руководитель проекта корпорации Google "Беспилотный автомобиль" ("Гугломобиль"). Перед беспилотным автомобилем открываются невероятно широкие перспективы. Только в США машина претендует на нишу с совокупной выручкой 2 трлн долл. в год. Технология "автобеспилотника" в будущем имеет реальный потенциал сохранить тысячи жизней и уберечь миллионы людей от травм, равно как и высвободить для экономики сотни миллиардов долларов — за счет: а) снижения числа ДТП на 90%; б) до 60% экономии времени водителей и расхода топлива за счет оптимизации пути; в) расширения спроса на "Гугломобиль" (который сможет безаварийно водить даже "блондинка из анекдота"!). То есть только для США речь идет о 30 тыс. спасенных жизней в год, о примерно полутора миллионах предотвращенных травм и примерно о 500 млрд долл. сэкономленных страховых и медицинских выплат, а также о вдвое меньших расходах на моторное топливо ежегодно. (А во всем мире, по данным ВОЗ, ежегодно гибнут на дорогах 1,25 млн человек, из них 270 тыс. пешеходов, а травмируются около 50 млн — представляете масштабы влияния этой разработки?!). 

Многие ли нынешние вузы Украины имеют "кафедру возобновляемой энергии", "кафедру генного редактирования", "кафедру квантовых компьютеров", "кафедру наноматериалов", "кафедру нейроинтерфейсов", "кафедру блокчейна", "кафедру 3D-принтинга", "кафедру роботехнологий", "кафедру бестопливных двигателей", "кафедру биомяса и биомолока", "кафедру вертикальных ферм" и т.д.? 

Бурные волны технологических революций на наших глазах революционным образом меняют не просто "перечень специальностей", а саму природу труда. Природные ресурсы, труд и капитал в XXI веке постепенно теряют свою ценность и значимость, а ценностью "номер один" становятся знания и интеллект. То, чему и как сегодня учат наших детей в школах и в большинстве вузов, завтра приведет к тому, что они вообще не найдут работу или быстро ее потеряют. Мы должны обучать наших детей быть инновационными и творческими. Вместо того чтобы субсидировать прошлое, нужно инвестировать в будущее! Ибо те страны, которые не успеют или вовсе не смогут адаптироваться к Пятой технологической революции, — рискуют остаться на задворках цивилизации…

https://zn.ua/article/print/EDUCATION/faktor-chuguna-293875_.html

Link to comment
Share on other sites

Окупація не вирішила жодної з наявних раніше проблем екології Криму, натомість спричинила чимало нових та небезпечніших загроз

Екологія нечасто стає темою номер один, коли йдеться про ситуацію на окупованих територіях. Загалом це зрозуміло: Україна та міжнародні організації не можуть забезпечити дотримання прав людини на цих територіях, куди там до природоохоронної діяльності. Однак події в Криму останніх тижнів чітко показали, що ігнорування може призвести до вкрай поганих наслідків.


Щоправда, неодмінною умовою контролю є постійне спостереження за ситуацією. Із цим нині великі проблеми. Крим перетворюється на закриту військову базу РФ. Вислів давно став шаблонним, але це чи не єдиний опис нинішньої ситуації на півострові, щодо якого немає жодних сумнівів. Незалежні спостерігачі з’являються там нечасто. Наприклад, відома більшості моніторингова місія ОБСЄ (менше знають, що вона діє по всій території України, а не лише на Донбасі) звітувала про наслідки аварії на кримському заводі «Титан» із території сусідньої Херсонщини.


Коли тема екосистеми Криму все-таки потрапляє до поля зору преси, то в центрі уваги такі проблеми, як хаотична забудова прибережної зони або значна кількість стихійних сміттєзвалищ. Жодного з цих питань окупанти не вирішили, у чому можна легко пересвідчитися, відвідавши місцеві інтернет-форуми. Показовою можна назвати ситуацію з урочищем Ласпі на півдні Криму. Ще за часів української влади заповідні землі віддали під забудову компаніям з орбіти екс-міністра оборони Павла Лебедєва. Після початку окупації чимала частина місцевих еко-активістів повірили обіцянкам влади Росії, що дозволи на забудову скасують. Однак нещодавно вже російський «суд» залишив землі Лебедєву (той після початку війни перейшов на бік Росії. — Ред.), оскільки «не знайшов» там рослин, які слід охороняти. Тепер еко-активісти обурюються вже рішенню росіян.
Проте найчастіше, коли йдеться про екологію, кажуть про питання водопостачання півострова. Образ Криму, знайомий більшості українців, насправді сформувався досить нещодавно — у 1960 роки минулого століття. Головним чинником формування нової екосистеми став побудований після передачі півострова в підпорядкування УРСР Північно-Кримський канал. До початку окупації він забезпечував близько 85% потреб півострова в прісній воді. Після вторгнення Росії Україна поступово припинила постачання води до регіону.

 

Читайте також: У окупованому Криму зафіксовано зменшення рослинності через дії Росії – МінТОТ


Посадовці окупаційної адміністрації, звісно ж, звітують про вирішення всіх можливих проблем, пов’язаних із цим. У 2015-му в Росії навіть розробили спеціальну програму, яка передбачала буріння свердловин та зміну напрямку руху річок на півострові. Є ще один важливий чинник — кількість опадів у Криму, які поповнюють місцеві запаси води. У перші роки окупації регіону відносно пощастило з цим, однак літо 2018-го принесло посуху, яку визнала навіть місцева «влада». У кількох степових районах на початку літа оголосили надзвичайну ситуацію. В Україні ж опублікували супутникові знімки території, які свідчать, що зелений покрив на території півострова суттєво зменшився порівняно навіть із 2016-м.


«Цьогоріч зовсім біда насправді. Батьки чоловіка моєї сестри живуть біля міста Саки (у західній частині Криму. — Ред.), і там посуха нереальна. Моя мама їздила до них у гості, каже, будинки просто розсихаються й тріскають. Про рослинність годі й казати: все висохло й погоріло від спеки. Овочі та фрукти від цього дуже піднялися в цінах», — розповідає Пакізе. Дівчина з родини кримських татар, нині проживає на вільній території України. Однак більшість родичів залишилися в Криму, і вона періодично відвідує близьких.

РОСІЯ ВІДПРАЦЬОВУЄ РІЗНІ МЕХАНІЗМИ ВІДНОВЛЕННЯ ВОДОПОСТАЧАННЯ ПІВОСТРОВА. ОДНИМ ІЗ ВАРІАНТІВ, ЯКИЙ РОЗГЛЯДАЄ РОСІЙСЬКА СТОРОНА, Є СУТО ЮРИДИЧНИЙ: ВІДНОВЛЕННЯ ПОСТАЧАННЯ ВОДИ ЧЕРЕЗ РІШЕННЯ УКРАЇНСЬКИХ ЖЕ СУДІВ


Пакізе, чиї батьки живуть у Сімферополі, додає, що якість води справді стала набагато гіршою саме після початку окупації півострова та перекриття Північно-Кримського каналу.


«Проблеми почалися з 2015-го. Вода з кранів жахлива, навіть фільтри інколи не допомагають. Особливо восени та весною, коли водосховище виходить із берегів, у воді з крану навіть трапляються якісь домішки, наприклад трава. Ну й постачання води: його недостатньо», — каже вона.
Крим і до окупації належав до вкрай малозабезпечених водними ресурсами регіонів, про що свідчать численні заяви посадовців Інституту водних проблем і меліорації НАН. Брак дніпровської води в Криму не призведе до автоматичного повернення регіону до часів початку ХХ століття. Інакше кажучи, вплив буде значно ширшим, ніж просто зміна сільськогосподарських культур, які вирощували на півострові.


Населення Криму станом на початок Другої світової війни, коли каналу з Дніпра ще не існувало, становило трохи більше як 1,1 млн людей. Тепер його кількість зросла в понад два рази й становить більше як 2,3 млн осіб. Це означає, що повернення до старої екосистеми без украй серйозних проблем не може бути в принципі. Наслідки їх не з’являться одразу ж, однак із роками вони тільки поглиблюватимуться.

 

Читайте також: Врятувати біорізноманіття


Незважаючи на переможні заяви місцевої окупаційної та офіційної російської влади, їхні дії свідчать, що знайти комплексне рішення проблем із водою на півострові так і не вдалося. У Єдиному реєстрі судових рішень можна натрапити на ухвалу Київського окружного адмінсуду від 5 березня 2018 року. Вона полягає у відкритті провадження за позовом одного адвоката до директора Департаменту екології та природних ресурсів Херсонської ОДА Юрія Попутька та голови Херсонської ОДА Андрія Гордєєва. Суть позову полягає в тому, щоб зобов’язати херсонських чиновників надати документи, на підставі яких обмежується постачання дніпровської води до Криму. За твердженням юриста, херсонські посадовці проігнорували його відповідний запит.


Цей позов можна було б не розглядати серйозно, щодня до судів надсилають велику кількість заяв із найрізноманітніших питань. Якби не один важливий нюанс. Позивача звуть Максим Глотов і він представляє адвокатське об’єднання «Могильницький та партнери». Серед клієнтів цієї структури, зокрема, голова «уряду Криму» Сергій Аксьонов, голова «парламенту» півострова Володимир Константинов і нинішній депутат Держдуми Росії та колишній «генпрокурор Криму» Наталя Поклонська. Зважаючи на перелік таких клієнтів, назвати інтерес Глотова до водопостачання Криму випадковим було б украй наївно.


Про те, що Росія відпрацьовує різні механізми відновлення водопостачання півострова, ще на початку року попередив постійний представник президента України в Криму Борис Бабін. Одним із варіантів, який розглядає російська сторона, він назвав суто юридичний: відновлення постачання води через рішення українських же судів. Тож за справами на кшталт тієї, яку розглядає Окружний адмінсуд Києва, слід спостерігати дуже уважно.

 

Читайте також: Екобомба від сепаратистів


Офіційна позиція України з цього питання наразі доволі чітка. 9 вересня заступник міністра з питань тимчасово окупованих територій Юрій Гримчак в ефірі телеканалу «Еспресо» назвав умови відновлення водопостачання Криму. «Можу сказати офіційно. Перше — Російська Федерація як країна-окупант у Криму, як країна-агресор не зверталася до України офіційно з питань подання води. Друге — якщо є таке бажання, то спочатку треба звернутися до України й визнати факт окупації Криму. Без цього взагалі нема про що розмовляти», — заявив він.


Ця заява пролунала у відповідь на ситуацію, яка склалася на кримському заводі «Титан» поблизу Армянська. Як відомо, на півночі Криму наприкінці серпня стався викид отруйних речовин у повітря. Достеменно казати про причини наразі складно, адже до заводу немає доступу. Українські військові та президент Петро Порошенко поспішили заявити, що аварія сталася внаслідок навчань російських військ. Окупаційна влада в намаганні перекласти провину на Україну згадала про фактор нестачі води. Крім того, у російських провладних ЗМІ завод «Титан» ураз став «українським». Хоча відомо, що олігарх Дмитро Фірташ перереєстрував свої активи за російським законодавством.


З огляду на попередню історію можна сказати, що правдоподібною здається версія з браком води та халатністю місцевої «влади». Якщо повертатися до наслідків окупації для екології Криму, то аварія на заводі може стати лише першою ластівкою.


Українське Міністерство з питань тимчасово окупованих територій (МінТОТ) попереджало про загрозу від викидів заводу ще на початку цього року. Однак тоді жодної реакції від російської влади не було. На цьому прикладі можна пересвідчитися й у необхідності моніторингу ситуації. Як повідомляє МінТОТ, до анексії перевірку екологічної безпеки на «Титані» проводили регулярно. Також завод сплачував відрахування за забруднення території та проводив роботи з модернізації. Що ж відбувається там нині, можна хіба що здогадуватися.


Якщо повернутися до загальних проблем екології Криму, то фахівці спільні в одному. Що довше триватиме окупація, а отже, і вплив спричинених нею факторів, то довшим буде період відновлення Криму після звільнення. Іншого дієвого способу вирішити проблеми комплексно наразі не запропонували ані міжнародні організації, ані російська влада, яка на цей момент повністю відповідальна за події в Криму.

http://tyzhden.ua/Society/219625

Link to comment
Share on other sites

Екологічні небезпеки Донбасу

http://i.tyzhden.ua/content/photoalbum/2018/09_2018/12/565/10b.jpg
Які реальні масштаби та джерела загроз для регіону

Напевно, кожен бачив один із символів Донбасу — терикони, які за роки розвитку вуглепрому стали незмінною частиною донецького пейзажу. Але, на жаль, більшість людей не уявляє собі, що відбувається під землею після того, як усі ці гори породи разом із вугіллям були підняті на поверхню.

А під землею Донбасу інший великий світ, прихований від очей його мешканців. За 150 років інтенсивного видобутку вугілля в регіоні утворилося близько 1 млрд кубометрів пустот, переважна частина яких із часом заповнюється ґрунтовою водою. Цей процес таїть у собі велику небезпеку. Усім відомі наслідки — забруднення питної води радіацією та солями важких металів, а також просідання ґрунту. І те, що ці питання справді гостро стоять сьогодні на Донбасі, підтверджують заяви ОБСЄ та Держдепу США. Схоже, разом із воєнною проблемою регіон дістав і не менш масштабну та серйозну екологічну проблему, масштаби якої досі незрозумілі.

Якщо до війни закриття та консервація старих виробок ще контролювалися профільними організаціями, то після 2014-го процеси під землею протікають некеровано й безконтрольно. Що конкретно нині відбувається з раніше закритими та знищеними шахтами, до кінця не зрозуміло. Єдиним джерелом інформації про ситуацію на території ОРДіЛО є ОБСЄ. Зважаючи на звіти наглядачів, ситуація близька до катастрофічної. «На сьогодні водовідлив не працює практично на всій території від Горлівки до Єнакієвого, у районі Первомайська, частково в Донецьку, Макіївці, Шахтарську, Торезі. Понад 35 шахт регіону затоплюються або вже цілком затоплені та не підлягають подальшій експлуатації. Частина пошкоджених або зупинених шахт на Донбасі була демонтована. Особливу загрозу становить підтоплення шахт, які використовувалися як сховища відходів. Така небезпека існує для шахт «Олександр-Захід», «Вуглегірська» та імені Калініна в Горлівці Донецької області», — зазначає ОБСЄ в одному зі своїх звітів. Особливе занепокоєння наглядачів та експертів викликає шахта «Юнком», що в містечку Юнокомунарівськ. Про цей об’єкт написано вже багато. У 1979 році на «Юнкомі» проводилися ядерні випробування, і тому він загрожує радіоактивним забрудненням довкілля. До 2018-го виробки «Юнкому» були на сухій консервації, але на сьогодні бойовики припинили відкачування води.

 

Читайте також: Екобезпека: життя на мінному полі

Наслідки затоплення шахти «Юнком» важко передбачити. Якщо вода розмиє радіоактивний ґрунт, ґрунтові води, забруднені радіоактивними матеріалами, можуть потрапити в річки Кальміус та Сіверський Донець, а потім в Азовське та Чорне моря. Серйозність ситуації підтверджує заява Держдепартаменту США, зроблена майже одразу після рішення бойовиків припинити відкачку води з шахти. «Плани російських бойовиків затопити закриту вугільну шахту «Юнком» — місце проведення ядерного випробування в СРСР 1979 року — можуть загрожувати питній воді тисяч українців у Східній Україні, яка перебуває під конт­ролем Росії. Ми настійливо закликаємо Росію та підконт­рольні їй органи діяти відповідально», — йшлося в заяві прес-секретаря Держдепартаменту США Гезер Нойєрт. Однак до цього заклику бойовики не прислухалися. Склалася парадоксальна ситуація, коли доля регіону більше хвилює американських посадовців, аніж місцевих мешканців, які декларують, що захищають регіон від ворожих сил.

Але й крім проблеми на «Юнкомі» лишається низка інших системних проблем, пов’язаних із затопленням шахт. Зокрема, існує загроза забруднення та засолення питної води. Якщо шахтні води підніматимуться вище й вище, з часом вони потраплять у річки та джерела. У фільмі-дослідженні «Зона відчуження Донбас», знятому журналістами «Громадського» й присвяченому затопленню шахт, керівник лабораторії іонного обміну та абсорбції Київського політехнічного інституту Наталія Макарова аналізує воду, взяту з трьох джерел біля Курахового, а також проби з річки Кривий Торець біля Торецька. «Стрічка дуже сумна, проби показують високий вміст солей, високу мінералізацію, у результаті якої вода вже зовсім не придатна для пиття», — каже вона. І для порівняння наводить дані жорсткості Дніпровської води — там показники у 5–10 разів нижчі, ніж на Донеччині.

Затоплення виробок і пустот становить й інші небезпеки. Одна з них — просідання ґрунту. А оскільки розгалужена мережа виробок існує під усіма шахтарськими містами, то в зоні ризику опиняються цілі житлові мікрорайони. Інша проблема — шахтні гази, які витісняються водою.

 

Читайте також: Врятувати біорізноманіття

Згаданий вище звіт ОБСЄ фіксує проблему виштовхування водою вибухонебезпечних, шкідливих газів. «Небезпеку становлять і шахтні гази, передусім метан і радіоактивний радон, які під час затоплення виробок піднімаються на поверхню. Із накопиченням метану в підвалах будівель і шахтних териконах зростає загроза вибухів, а надто під час ведення бойових дій. Радон, зокрема, становить небезпеку для підземних водозаборів», — наголошується в дослідженні.

Але шахти хоч і основна загроза екології Донбасу, проте не єдиний фактор ризику. Перевантажений важкою промисловістю регіон таїть багато небезпечних об’єктів, про які в мирний час воліли не згадувати. Це аміакопроводи, склади отруйних відходів, відстійники хімічних виробництв і навіть ядерний могильник, що міститься на території Донецького казенного заводу хімічних виробів (ДКЗХВ). Завод серйозно постраждав від обстрілів, уся територія порита лійками від снарядів. У якому стані могильник сьогодні, незрозуміло. Можливо, його герметичність уже порушена й радіоактивні матеріали давно потрапили в атмосферу.

Страждають від обстрілів об’єкти і на підконтрольній Україні території. У смт Новгородському Донецької області, що поблизу Торецька, є фенольний завод, який скидає до своїх відстійників фенол і його сполуки, сірчану кислоту, формальдегіди, нафтопродукти, нафталін та інші хімічні речовини, потрапляння яких у ґрунт може призвести до найтяжчих екологічних наслідків. Фенол і його сполуки належать до другого класу хімічної небезпеки. Пил, пари та розчин фенолу призводять до тяжких хімічних опіків слизових оболонок очей, шкіри, ураження нирок, печінки, органів дихання та серцево-судинної системи, нервові розлади, а також до паралічу дихального центру. «Унаслідок артилерійських обстрілів у 2014 році дамбу відстійників було пошкоджено.

 

Читайте також: Екобомба від сепаратистів

 

Дозвіл від окупантів на ремонт отримано лише у 2016-му, але повністю завершити ремонтні роботи місцева влада не дала. Наразі доступ на аварійну ділянку знову закрито. У разі прориву дамби хімікати потечуть до річки Кривий Торець, далі в Сіверський Донець, а потім потраплять до Азовського моря», — писав у своїй статті міністр внутрішніх справ Арсен Аваков. Проблему відстійника досі не вирішено.

Важливо розуміти, що, залежно від ситуації, загрозу може становити практично будь-яке велике підприємство Донбасу. Особливо в разі його пошкодження снарядами.

 

На жаль, зробити щось з усім цим сьогодні неможливо, бо українська сторона не контролює регіон і не має впливу на ситуацію. І поки територія Донбасу не підконтрольна нам, Києву залишається тільки збоку спостерігати за тим, що відбувається. У цих умовах вихід тільки один: привертати увагу до подій на Донбасі авторитетних міжнародних організацій та звертатися до них по допомогу. Але й ця робота потребує значних зусиль. І без власного плану порятунку нам нічого пропонувати на міжнародному рівні. Щоб створити дієвий поетапний план запобігання катастрофі, потрібно використовувати важелі РНБО і залучати міністрів екології та з питань окупованих територій, депутатів із Комітету екології та провідних фахівців галузі. Далі з ними потрібно виходити до міжнародної спільноти. Незайвим буде звернення до парламентів інших країн, як це вже робили в інших складних ситуаціях, а також до ООН та ОБСЄ. Такий комплекс заходів дасть змогу підняти проблему екології Донбасу на справді високий рівень і продемонструє нашу зацікавленість у її вирішенні. Адже наразі від Держдепу США лунає більше заяв, ніж від української влади. Особисто в мене є великі побоювання, що за черговим етапом політичної боротьби та медійної війни на знищення ми не зробимо того, що зобов’язані. І втратимо шанс на порятунок.

http://tyzhden.ua/Society/219620

Link to comment
Share on other sites

Рахунок ворога під Іловайськом

http://i.tyzhden.ua/content/photoalbum/2018/09_2018/12/565/5b.jpg
Втрати сепаратистів і російських добровольців у боях під Іловайськом
Бої в районі населеного пункту Іловайськ чітко поділяються на два періоди: до та після вторгнення збройних сил Російської Федерації (тобто до та після 24 серпня 2014 року).

 

Спочатку від українських військ Іловайськ «захищався» так званим місцевим «ополченням» — мешканцями Іловайська, Зугреса та інших населених пунктів («дві неповні роти», як стверджують бойовики). За свідченнями наших бійців, вони були погано одягнутими та не мали військової екіпіровки. Наприклад, одразу кілька учасників боїв за Іловайськ розповідали, що місцеві «ополченці» не мали амуніції для магазинів до автоматів Калашнікова та носили їх у звичайних базарних картатих сумках.

Після 13 серпня на території Донецької області залишилися тільки дві по-справжньому гарячі точки: Іловайськ та район Жданівки (де перебували частини 25-ї окремої повітряно-десантної бригади). На інших ділянках — навколо Горлівки, Донець­ка, під аеропортом — Збройні Сили України не виявляли активності, а південь Донецької області після розбиття сектору Д взагалі контролювався російськими військами. Це дало змогу супротивнику перекинути в Іловайськ додаткові загони сепаратистів та російських терористів. Коли ж стало зрозуміло, що натиск добровольчих батальйонів та частин Збройних Сил України все одно не спинити, у ніч з 23 на 24 серпня 2014-го було введено російські регулярні війська.

Першими загиблими з боку супротивника під Іловайськом були добровольці з так званого Казачого союзу «Область війська Донського». Це збройне формування виникло на території Ростовської області, де відбули навчання перші добровольці з числа донеччан та громадян Росії. Формування було чимось на кшталт сепаратистів серед сепаратистів: у «ДНР», «ЛНР» та «Новоросію» вони не вірили, проте прагнули відродити кордони Війська Донського станом на 1917 рік. Залізнична станція «Іловайськ» була в межах їхніх інтересів (як відомо, у «ДНР» та «ЛНР» пізніше деяких «казачих» ватажків зліквідували, декого заарештували, а їхні загони розформували).

 

Читайте також: Російські солдати на українських кладовищах

Тож представники «казаків» періодично з’явля­лися під Іловайськом, і перші четверо (усі донеччани) загинули 3 липня 2014-го неподалік населеного пункту Новий Світ (під Старобешевим). У цьому «вбивстві» «казаки» звинувачують військовослужбовців 40-го батальйону територіальної оборони Збройних Сил України «Кривбас». На жаль, ця історія мала для деяких кривбасівців фатальні наслідки під час виходу так званим зеленим коридором. За невідомих обставин до рук «казацьких» ватажків потрапило 15 полонених, переважно кривбасівців. Вісім із них з полону так і не повернулися та, за деякими даними, були там убиті.

Упродовж 5–9 серпня у сутичках із підрозділами Збройних Сил України, а також двома десятками «правосєків», що прибули туди, загинуло ще четверо місцевих «ополченців».

10 серпня 2014 року, після прибуття підрозділів «Азову», «Шахтарська» та «Донбасу» (трохи більше як 200 бійців) почався перший штурм Іловайська.

Що цікаво: сепаратисти знали про підготовку цього наступу, а тому напередодні перекинули з Пісків під Донецьком до села Грузько-Ломівка понад 200 «казаків» («Макеевская сотня», загін «Б-2», група «Севера»), а до села Садове — перші підрозділи Слов’янського батальйону.

 

Читайте також: Реальні втрати російської армії й припущення

Під час боїв 10 серпня загинуло не менше як вісім сепаратистів (половина — «казаки», інші — місцеві «ополченці»). Чотирьох стрєлковців зі Слов’янського батальйону азовці захопили в полон (пізніше їх відпустили), двоє вважаються зниклими безвісти (Микола Мурашко та Андрій Сюльгін). Між іншим, не виключено, що вони обидва поховані як неідентифіковані на Кушугумському кладовищі в Запоріжжі. Але близькі Мурашка навіть не зверталася до представників України щодо проведення аналізу ДНК, а ось родина Сюльгіна беззаперечно вірить у міф про «таємні в’язниці СБУ», а тому відмовляється від експертизи.

 

Штурм 10 серпня міг закінчитись успіхом: «казаки» та «ополченці» почали втікати з поля бою під Іловайськом. Але, за свідченнями учасників цього наступу, не вистачило сил, щоб дотиснути супротивника: броня Збройних Сил України, яка перебувала на блокпостах, просто не підтримала добровольців.

11, 12 та 13 серпня «казаки» здійснили контратаки з метою відбити село Грабське. Їм удалося знищити один український танк Т-64 та підбити БМП (зі складу 51-ї бригади). У цьому бою вони втратили одного донеччанина. Наступного дня в Грабському загинуло ще двоє «казаків» (із Донецької області).

Але найбільші втрати сепаратисти зазнали 13 серпня: автобус із підкріпленням «казаків» із загону «Б-2», який мчав на допомогу оточеним у Грабському, виїхав просто на український танк. Від вибуху загинули всі, хто був усередині. Цей автобус мерців у старих синіх бушлатах внутрішніх військ докладно описаний у спогадах Романа Зіненка «Іловайський щоденник». Сині бушлати, тому що в Донецьку «казацькі формування» розгорталися на території колишньої частини Національної гвардії України № 3023. Відповідно уніформу вони теж брали звідти.

 

Читайте також: Вони захищали ДАП

Тільки 13 серпня в районі Грабського загинуло 12 «казаків». Згідно з даними інтернет-користувача Necro Mancer це були два громадяни Російської Федерації, один кримчанин, шість донеччан, двоє з Макіївки, один із Ясинуватої.

Крім «казаків» та «ополченців», у бою за Грабське також брала участь група з 10 кадировців під керівництвом Графа. Пізніше чеченці з’явилися в Іловайську в значно більшій кількості: вони були практично у кожному сепаратистському підроз­ділі.

До Іловайська також прибув Слов’янський батальйон у повному складі з однією самохідкою «Нона» та батареєю: трьома 120-мм мінометами та двома «Градами». У «казаків» з’явилася мінометна батарея (один міномет 82-мм та два міномети 120‑мм). Гарнізон також був посилений двома танками та трьома БМП. Підтягнулися батальйон «Беркут», загін Бєзлєра з Горлівки та кілька інших формувань. Росіянами була надана вогнева підтримка у формі кількох реактивних систем залпового вогню «Ураган» (представники «ДНР» заявили, буцімто вони відбили «Урагани» в українських військ).

Починаючи з 16 серпня, сепаратисти та російські терористи почали стріляти з «Ураганів», «Градів» та мінометів по розташуванню українських частин. Коли ж добровольчі батальйони зайшли в Іловайськ, їх засипали з реактивних систем залпового вогню й там. Разом із нашими бійцями масово гинули й місцеві мешканці. Всього, як встановлено, зокрема, з допомогою міжнародних спостерігачів, під час боїв за Іловайськ загинуло 36 мирних мешканців (половина — чоловіки, половина — жінки). Більшість із них загинула саме від «Градів» та «Ураганів» росіян і сепаратистів. Наприклад, в інтернеті один із сепаратистів, який служив у слов’янській батареї, вихвалявся, як йому вдалося накрити з «Граду» залізничну станцію в Іловайську. Цей запуск «Градів» зняв на свою мобілку командир батальйону «Миротворець» Андрій Тетерук. Від залпу не постраждав жоден з українських бійців, проте загинуло щонайменше двоє мирних мешканців.

Надалі супротивник мав такі втрати:

● 15 серпня внаслідок невдалої нічної атаки на український опорний пункт у районі села Зелене втратити два бойовики (один із Донецької області, один — громадянин Республіки Білорусь);

● 16 та 17 серпня загинуло двоє сепаратистів із батальйону «Беркут» (горлівчанин та донеччанин);

● 18 серпня було вбито троє «ополченців» на блокпосту в районі так званого 2-го десятилетського ставка;

● 19 серпня — четверо загиблих із різних підрозділів (усі з Донецької області, один досі вважається зниклим безвісти);

● 20 серпня «казаки» за підтримки двох танків та одного БМП знову спробували атакувати опор­ний пункт 40-03 біля села Зелене. Але в одного танка у стволі застряг снаряд, в іншого відмовила електроніка. Атака зірвалася.

 

Читайте також: Іловайський мартиролог 7–29 (31) серпня 2014 року

 

Цього самого дня українські війська повторно пішли на штурм Іловайська та зайняли його. Загинуло щонайменше двоє сепаратистів (із Макіївки та Донецька). Імовірно, втрати супротивника були значно більшими: є інформація, що саме цього дня в бік Іловайська було введено загін Бєзлєра (цей загін залишався в місті до 23 серпня). Сам Бєзлєр зізнався в інтернеті, що в боях за Іловайськ втратив вісім бійців. Серед імен убитих бойовиків вони поки що не ідентифіковані.

Станом на 21 серпня 2014 року, коли добробати закріпились у частині Іловайська, сепаратисти та російські терористи вичерпали абсолютно всі свої резерви. Ситуація для них була настільки складною, що загін Бєзлєра у ніч з 22 на 23 серпня дезертирував з Іловайська та вирушив убік Росії.

 

Дані про загиблих сепаратистів та російських добровольців в Іловайську після 20 серпня, на жаль, неповні:

● 22 серпня в Іловайську загинув боєць Слов’янського батальйону (зі Слов’янська);

● 24 серпня — сепаратист із Маріуполя, який був захоплений у полон та відправлений на машині батальйону «Кривбас» у тил. Розстріляний у машині разом з одним із кривбасівців, ймовірно, російськими солдатами;

● 25 серпня — сепаратист із Миколаєва;

● 26 серпня — двоє місцевих «ополченців», а також двоє чеченців;

● 27 серпня — двоє або четверо «ополченців» із Харцизька;

● 29 серпня 2014-го під час так званого зеленого коридору сепаратисти були вкраплені серед російських солдатів, щоб візуально здавалося, буцімто це загони «ДНР». Кілька загонів мали також свою «ділянку фронту». Зокрема, «казаки» під Іловайськом. Цього дня про бойові зіткнення під Іловайськом саме з підрозділами «ДНР» нічого не відомо. Але медики з 8-ї медичної роти, які збирали загиблих після трагедії в «зеленому коридорі», підібрали тіла двох або трьох «ополченців» неподалік Старобешевого та завезли до місцевого моргу (у медиків збереглося навіть фото з цими загиблими). Їхніх імен знайти в інтернеті не вдалося.

Нарешті, родини, які підтримують «ДНР», досі розшукують двох бійців, що зникли безвісти під час боїв за Іловайськ (але точна дата, коли це сталася, невідома).

Таким чином, під час боїв за Іловайськ достеменно встановлено смерть приблизно 70 бойовиків із загонів, що тоді підпорядковувалися «ДНР». Із них точно відомо, що лише четверо були громадянами Російської Федерації, один — Республіки Білорусь, дані про громадянство восьми-десяти бійців віднайти не вдалося. Основна маса загиблих — уродженці Донецької області, один — мешканець Миколаєва, ще один — кримчанин.

Втрати російських регулярних військ під Іловайськом після вторгнення на територію України в ніч із 23 на 24 серпня 2014 року будуть проаналізовані в іншій статті.

http://tyzhden.ua/Society/219627

Link to comment
Share on other sites

×
×
  • Створити...