Перейти до змісту

Політ (і не тільки) гумор


Agh

Recommended Posts

 

Национал-предатели пробрались в младшие классы и клевещут, что в Сочи такой же дрянной отдых, как и в Крыму!

 
B2v8f_tIMAAIPel.jpg

 

А "ни когда ни оставался" - це вчитель проінтерпретував як аналогію з "ни ухом ни рылом"?

 

Бо тут, наспрвді, дві помилки: "никогда не оставался".

  • Upvote 1
Link to comment
Share on other sites

Може не дуже добре про "гумор", але нехай тут буде.

 

https://www.facebook.com/kirill.kutalov/posts/10152804576753864

 

 

 

БАНДЕРОВЕЦ
Перед выборами по дворам ходили агитаторы. На них никто не обращал внимания, потому что вели они себя тихо, ни с кем не общались, просто стояли где-нибудь сбоку с плакатом кандидата и пачкой листовок в руке. Стояли часа два, иногда четыре, потом уходили.
Жители двора не очень хорошо помнили, когда будут выборы – второй год на них почти никто не ходил. Кого выбирали в этот раз – тоже никто толком не знал.
Было самое начало сентября. Погоды стояли теплые, летние, вечера тянулись, как густой мед, по выходным все уезжали на огороды, выкапывать картошку и пить.
Поэтому, когда вечером в четверг во двор заехал автомобиль с очередными агитаторами, жители двора по улице Лермонтова (угол с улицей Чехова) в городе Люберцы от своих дел отрываться не торопились.
Но у агитаторов были другие планы.
Сначала из колонок, прикрепленных к крыше автомобиля, зазвучала бодрая музыка. Потом ее сменил первый аккорд государственного гимна – и на несколько секунд все стихло. Жители тоже притихли. Затем колонки на крыше автомобиля заговорили.
– Уважаемые жители города Люберцы! Избиратели! Приглашаем вас на встречу с кандидатом в совет депутатов города! Если у вас есть пожелания по благоустройству вашего района или двора, выскажите их сейчас!
После этих слов снова заиграла бодрая музыка, а из автомобиля вышли трое – кандидат в депутаты и два его помощника. Автомобиль еще раз повторил приглашение и замолчал.
Александр Буров, уволенный три недели назад по сокращению школьный учитель физики, стоял на балконе своей квартиры на третьем этаже и курил. У него не было пожеланий по благоустройству района, поэтому он решил присутствовать на встрече с кандидатом дистанционно.
Зато во двор спустилась Зинаида Васильевна, старушка лет семидесяти, соседка Александра этажом выше.
– Слышь, мил друг, – обратилась она к депутату, – а вот ты скажи, ты сам выпить любишь?
Кандидат обрадовался вопросу.
– Пьянство, – громко начал он, – это настоящая беда нашей молодежи.
Но Зинаида Васильевна его прервала.
– Да хрен бы с ней, с молодежью! Ты вот сюда посмотри, – и Зинаида Васильевна показала на лавочку у подъезда. Это была самодельная лавочка из оструганных и покрашенных масляной краской досок, укрепленная на двух бетонных тумбах. На этой лавочке днями сидели ровесники Зинаиды Васильневны, а вечерами на ней частенько задерживались местные мужчины, чтобы выпить пива и пообщаться на актуальные темы. Все было бы хорошо, если бы пару дней назад местный алкаш Никита, бывший десантник, контуженный в Чечне, не устроил на лавочке дебош – Никита выпил лишнего и демонстрировал окружающим владение боевыми искусствами, разбивая об голову пустые бутылки.
– Это же ужас что такое! – расходилась Зинаида Васильевна. – И сидят здесь, и бухают, и срут здесь! А тут и дети ходят, и девушки, и беременные – вон Машка с пятого этажа. Не пройти ж, не проехать! Вот что бы вам молодым и здоровым лавку эту не убрать к чертям собачьим?
Буров насторожился. Он принимал посильное участие в создании лавочки и сам любил иной раз посидеть на ней и побеседовать о футболе со своим приятелем Иваном и прочими соседями. Тем временем, привлеченные криком Зинаиды Васильевны, на встречу с кандидатом пришли другие жители четырех девятиэтажных домов, которые, собственно и образовывали пространство двора. Они стояли и слушали.
Кандидат в депутаты был парень бойкий и отреагировал быстро.
– Справедливое замечание! Спасибо вам! Только я так скажу: неправильно надеяться на то, что кто-то приедет и решит ваши проблемы. Хотите убрать лавку? Давайте уберем. Но сделать это должны сами жители. А мы поможем. Ну? Кто здесь покрепче? Мужики!
Кандидат обращался к трем колдырям из дома напротив. Колдыри уже употребили, им было хорошо и хотелось действия. Одобрительным междометиями они выразили свое отношение к происходящему.
– Ну что, давайте, пойдем уберем вашу лавку, – с этими словами кандидат двинулся в сторону подъезда, широким жестом приглашая всех к нему присоединиться. Колдыри себя ждать не заставили.
Буров сигарету докурить не успел, как лавка была разломана. От нее остались только бетонные основания, а доски один из колдырей уже тащил на помойку за угол. Зинаида Васильевна торжествующе удалилась. Помощники кандидата в депутаты раздавали жителям листовки. Сам кандидат тоже раздавал листовки и жал руки каждому, кто их у него брал.
Буров сплюнул с балкона и ушел внутрь своей однокомнатной квартиры.
***
Буров и его приятель Иван курили возле подъезда. На бетонных культях, оставшихся от лавки, стояли две бутылки с пивом. Спускались сумерки. Иван и Александр обсуждали сложившуюся ситуацию.
– Вань, я глазом моргнуть не успел – а они ее уже снесли. – рассказывал оправдывался Буров.
– Сань, кто это хоть был-то?
– Да кандидат в депутаты какой-то, хрен поймешь, а ломали эти, напротив которые, Серый, кажется, там заводилу у них зовут.
– Бля, Серый... Слушай, ну как ломали, так пусть и чинят, я так считаю.
– Вань, да я против что ли? Только как их заставить-то?
– Припугнуть надо.
– Да как припугнуть-то?
– Слышь, Сань, а ты скажи, что ты из Правого сектора.
– Ты дурной?
– А что? Ты вот телевизор не смотришь, и не знаешь, что в мире сегодня ничего страшнее Правого сектора нет. Там одни маньяки. Детей распинают, Гитлеру молятся и насилуют всех без разбору. А ты у нас мужик видный, высокий, в очках. На немца похож. – Иван хохотнул, потянулся за пивом к бетонной надолбе, но не рассчитал расстояния в темноте, и опрокинул бутылку на себя и на Бурова.
– Е-мае, Сань, ну ты сам видишь, надо что-то делать с этим!
– Вижу. Ладно, давай, утром придумаем что-нибудь.
***
– Мальчик, постой. Ты же в четвертом «Б» учишься? Тебя ведь Глеб зовут? Где твой папа сейчас?
– Глеб… Папа возле подъезда сидит, с друзьями.
– Давай ты меня к нему проводишь. – Буров протянул мальчику открытую ладонь. Мальчик заметно струхнул, но спорить с дядей, которого он еще недавно каждый день видел в школе, не стал. Руки он Бурову, впрочем, тоже не подал. Пожал плечами, развернулся и пошел к своему подъезду. Буров зашагал за ним. Когда в поле зрения показались трое вчерашних активистов, Буров положил руку мальчику на затылок. Трое сидели на скамейке, курили и смотрели в их сторону. Потом один из трех, который ростом и размахом плеч превосходил двух других, сделал в направлении Бурова неопределенный жест рукой – то ли демонстрируя свое физическое превосходство и агрессию, то ли, наоборот, защищаясь, как от неприятного и потенциально опасного насекомого. Этот высокий и плечистый и был Серый – отец мальчика.
– Э, ты чего? Отпусти мальца, – несмотря на то, что было только десять утра, Серый, судя по всему, уже принял.
Буров руки с затылка мальчика не снял, и отпустил его, только когда от скамейки их отделяла пара шагов.
– Теперь можешь идти, – сказал он так, чтобы услышали трое на скамейке.
– Ты чего? – хрипло повторил свой незамысловатый вопрос Серый.
– Хороший парень у тебя, Сергей. Умный. – Тихо заговорил Буров. – А вот ты вчера почудил малость. Мы понимаем, с кем не бывает. Но сломанное нужно починить. Сегодня до вечера. Доски еще возле помойки лежат, а инструмент сам найдешь.
– Че? – Серый даже привстал. Он был на голову выше Бурова. – Ты гонишь? Я тебе эти доски знаешь, куда засуну?
– Сергей, – Буров продолжал говорить тихо и спокойно, глядя Серому в глаза. – Насилие – это путь в никуда. Оно порождает только ответное насилие. Считай, что мы тебя предупредили.
За свою жизнь Серый привык, что на него орут матом, а также привык сам орать матом и махать кулаками в ответ, и спокойный голос Бурова сбил его с толку. Но отступать сразу было не по понятиям.
– Мы это кто? – с вызовом, но уже спокойнее прохрипел Серый.
Буров выдержал паузу.
– Правый сектор, – тихо ответил он. И, промолчав еще секунду, добавил. – Подмосковный филиал.
Серый хотел что-то сказать, но забыл, что. Он открыл рот и стоял так перед Буровым, свесив руки со сжатыми кулаками. Его приятели сидели на скамейке с похожим выражением на лицах. Буров подождал еще немного, потом, глядя в глаза Серому, вопросительно кивнул – мол, понял? – и, дождавшись ответного растерянного кивка, повернулся и пошел прочь. Он ждал, что сейчас эти трое бросятся за ним и в лучшем случае здорово отметелят, а то и в полицию сдадут, ждал и был готов в любую минуту побежать, но за спиной у него было тихо, как в телевизоре, когда глубокой ночью заканчиваются все программы.
Лавочку Серый с приятелями починили к вечеру. Сделали даже лучше, чем раньше – теперь у лавочки была спинка. В тот день Буров ездил в Москву, устраиваться на работу, возвращался не в духе – встреча прошла из рук вон плохо, и в работе ему отказали.
На лавочке отдыхала после похода в продмаг Зинаида Васильевна. Завидев Бурова, она собралась было шмыгнуть в подъезд, но из сумки у нее просыпалась картошка, и Зинаида Васильевна замешкалась, подбирая.
– Отдыхаете, Зинаида Васильевна? – Буров даже повеселел.
– А ты чего смотришь? Ты проходи, не мешай, может, и отдыхаю, имею право!.
– Как скажете. Может, помочь? Давайте сумку донесу, тяжелая ведь. Вон, картошки, вижу, купили.
– Ты это, мил человек, иди-иди давай, а в сумку мою не гляди!
– Как скажете. Ну, до свидания, Зинаида Васильевна. – Буров, ухмыляясь, шагнул в сторону подъезда.
– До свиданья, – как будто передразнивая, проворчала Зинаида Васильевна. – Ты погоди! Ты мне вот что скажи, ты что, правда этот?
Буров обернулся. Старушка молчала и выразительно таращила на него глаза, ожидая, что он сам за нее произнесет страшное слово. Буров тоже молчал. Он уже собирался сказать ей, что это была шутка, просто чтобы заставить Серого и его корешей починить лавку, но в эту минуту подъездная дверь с лязгом открылась и во двор вышел Иван.
– Слава Украине! – громко поприветствовал он Бурова. – Что, Зинаида Васильевна, отдыхаете?
Старушка совсем растерялась.
– Ты тоже, что ли, этот?
– Я этот, – ответил Иван без тени улыбки на лице. – Староста. За Люберцы отвечаю. Яйки, млеко, курка, хенде хох. Сань, пойдем за пивом, я угощаю.
Зинаида Васильевна перекрестилась и продолжила собирать рассыпавшуюся картошку.
Домой Буров вернулся поздно. Поднимаясь по лестнице на свой третий, увидел на подоконнике лестничной клетки оставленную кем-то коробку из-под обуви. Коробка была двух цветов, красно-черная, на крышке стояло какое-то название латинскими буквами. Дома Буров нарезал из коробки макетным ножом несколько небольших одинаковых по размеру картонных квадратиков. Каждый квадратик был наполовину черным и наполовину красным. Перед тем, как лечь спать, Буров перехватил квадратики резинкой и положил пачку в карман куртки, в которой ходил каждый день.
***
На субботник, который организовали Иван с Буровым, пришло человек тридцать – много по местным меркам. За день до этого приятели прошли по квартирам, приглашая людей выйти и убраться во дворе. Затея была шуточная, придуманная за пивом на лавочке – они сами в нее не очень-то верили, но люди соглашались, давали инструмент, некоторые даже предлагали денег.
Против субботника выступил только Аркадий. Жил Аркадий в соседнем от Бурова подъезде, инвалид труда, пострадавший на вредном производстве. Сам Аркадий рассказывал, что производство это было космическое, а пострадал он на Байконуре, во время нештатной ситуации при запуске ракеты-носителя Энергия. Из себя Аркадий был тощ, высок, любил поскандалить и поругаться, по поводу и без. Как и до каждого во дворе, до Аркадия тоже дошли слухи про филиал Правого сектора, но, в отличие от прочих жителей, отнесся он к этому без почтения и испуга, а Бурова встретил неприветливо.
– Что, бандеровец? За оброком пришел?
– На субботник хочу тебя пригласить, Аркадий. Но что-то мне подсказывает, что ты не пойдешь.
– Конечно, не пойду! Потому что неправда это все!
– Что неправда-то, дядя? Хоккейную коробку поправить перед зимой?
– Ты мне зубы не заговаривай, я слышал, что про тебя говорят. «Правый сектор»... Брехло ты, а не правый сектор!
– Почему же брехло?
– А потому что нет никакого Правого сектора, понял?
– Ну как же нет, – Буров усмехнулся, – в телевизоре же говорят, значит есть.
– Так он только в телевизоре и есть, а я телевизор не смотрю, так что иди свою лапшу на уши алкашам вроде Серого вешай. У нас здесь ничего нет, не было и не будет, потому что здесь Люберцы, а не Киев, так что ступай, Саня, со своим субботником от греха, пускай идиоты на тебя в свой выходной пашут.
Аркадий захлопнул дверь. Буров покрутил в сторону двери пальцем у виска, одернул куртку и пошел во двор.
***
Контуженый бывший десантник Никита смутно чувствовал свою вину за недавнее выступление с бутылкой, и на субботник пришел. Он старался брать работу потяжелее – таскал доски для хоккейной коробки, спиливал засохшие ветви у яблонь, в общем, занимался исправительным трудом. Когда Буров остановился перекурить, подошел к нему, встал рядом, опустив голову. Постоял, помолчал.
– Чего? – Спросил Буров.
– Сань, ты это. Ты правда что ль Правый сектор? Как в телевизоре?
Буров посмотрел на Никиту. Представил, как он живет – без работы, на пенсию, в родительской квартире. Смотрит телевизор с утра до вечера. Про Правый сектор, про войну. Как вечером выпивает и вспоминает свою войну, а потом идет бить об голову бутылки. И так уже несколько лет, с незначительными вариациями.
– Да, Никита, – со вздохом ответил Буров. – Я Правый сектор. Как в телевизоре. Тоже хочешь вступить? Только я тебя сразу предупредить хочу: бухать нельзя. Вообще.
– Да я понимаю, – пробормотал Никита, ковыряя носком ботинка землю. – Я и сам завязать уже хочу давно. А что делать нужно будет? Ну, кроме субботника, там.
– Да что хочешь, Никита. Все в наших руках. Хочешь, например, быть начальником ночного патруля?
– У вас и такое есть? – оживился Никита, – а можно?
– Бухать не будешь? – строго спросил Буров.
– Отвечаю! – торжественно заявил Никита.
– Ну все, ты начальник ночного патруля. – Буров достал из кармана куртки пачку красно-коричневых квадратиков и дал один Никите.
– Это чего?
– Это типа как удостоверение.
– Визитка Яроша! – просиял Никита. – Настоящая?
***
Утром в понедельник Буров, по новой привычке безработного человека, стоял на балконе и смотрел на двор. Ночью шел дождь, и яма возле выезда на улицу Лермонтова заполнилась водой – лужа была огромной, в три четверти ширины дороги, а поскольку тротуар в том месте тоже отсутствовал, то не только водители, но и пешеходы выбирались из двора с трудом. Буров смотрел, как его небезработные соседи пробираются к выезду из двора – кто кустами, цепляясь за ветки и показывая чудеса баланса, кто в обход, по раскисшему после дождя газону, пачкая обувь.
Синий ниссан микра отъехал от дальнего подъезда и приблизился к луже. Водитель ниссана был в нерешительности – машина остановилась, немного сдала назад, сильно взяла влево, намереваясь объехать лужу, но только ткнулась колесом в высокий бордюрный камень и, спружинив, остановилась снова. Дверь машины открылась и оттуда вышла девушка – она жила в том же доме, что и Буров, только в другом подъезде. Имени ее Буров не знал – так, видел регулярно во дворе. Поселилась она в Люберцах относительно недавно, года полтора назад. Девушка обошла машину и подошла к луже – посмотреть. Она стояла и смотрела довольно долго, как будто это была не лужа, а волшебное зеркало. Потом девушка подняла голову и огляделась по сторонам. Заметила Бурова, который с интересом за ней наблюдал с балкона, прихлебывая чай.
– Извините, – обратилась она к нему, – вы не знаете, тут вообще глубоко?
– Езжайте смелее, не утонете, – сказал Буров. – Только левее возьмите. Чуть-чуть.
Девушка прищурилась.
– Ой, а вы же этот... – Буров подумал, что уже начал привыкать к тому, с какой неохотой люди произносят это слово.
– Бандеровец? – спросил он, затянувшись сигаретой.
Девушка даже обернулась через плечо, посмотреть, нет ли там кого.
– Да все знают, вы не волнуйтесь, – подбодрил ее Буров.
– Слушайте, если вы такой из себя бандеровец, – девушка усмехнулась, – что вы яму-то не заделаете? Невозможно же ездить. Живете, как не у себя дома.
С этими словами она открыла дверь ниссана, бросила короткий взгляд на Бурова – ему даже показалось с балкона, что она ему подмигнула – села внутрь и завела двигатель. Ниссан сдал назад, взял немного влево и, сильно накренившись, погрузившись почти по диски в лужу, выехал из двора.
***
Вечером, под фонарями, освещавшими обновленную в субботник хоккейную коробку, собралось человек тридцать. Буров вышел в центр коробки, поздоровался с людьми. Ему нестройно ответили. Позади всех под деревом стоял Аркадий.
– Друзья, – начал Буров. – Как вы знаете, вчера у нас прошел дождь. После чего выехать из двора стало невозможно. Другого выезда из двора нет, вернее, он есть, но после дождя там вообще не проехать, потому что нет дорожного покрытия. Жить так больше нельзя. В конце-концов, дома мы у себя или нет?
Люди негромко загудели.
– Друзья, – продолжил он. – Я посчитал сколько нужно денег для того, чтобы эту яму заделать. Привезти рабочих, материалы, технику. У меня таких денег нет. Поэтому я предлагаю всем, кто может, скинуться на благое дело. Кто, если не мы?
Люди загудели громче.
– А я предлагаю пойти завтра к горадминистрации и потребовать, чтобы они нам эту дыру заделали. – Аркадий вышел из-под дерева на свет. – Потому что не знаю, как вы, а я уже все оплатил. И он оплатил, – Аркадий ткнул пальцем в стоявшего здесь же Никиту. – И ты оплатил, Саня. Ты слово “налоги” вооьще слышал?
– Мы, конечно, можем пойти и потребовать заделать дыру, – Буров старался говорить как можно спокойнее. – Но ее заделают в лучшем случае весной. А ездить и ходить нужно уже сейчас. Я поэтому и предлагаю, собрать, кто сколько может, и...
– А мы оттуда не уйдем, пока не заделают. – Аркадий подошел ближе, – Как в Киеве. Как Правый сектор. Что, пойдем? Или скажешь, я не прав?
Буров понимал, что Аркадий, по большому счету, прав. Ему и самому уже не казалась такой замечательной идея собрать с соседей деньги на то, чтобы заделать дыру. Что делать дальше, он не знал. Помолчали.
– Вот я и говорю, нет никакого Правого сектора. Только в телевизоре, – тихо и как-то грустно сказал Аркадий и снова отошел в тень.
Люди стали расходиться. Буров стоял посреди хоккейной коробки, пока не ушли все. Буров еще постоял в свете фонарей, вздохнул и тоже отправился домой.
***
За Бурова все решил начальник ночного патруля и контуженный бывший десантник Никита.
Рано утром, пока все спали, он облачился в десантный комбинезон, надел на голову балаклаву, взял бейсбольную биту и отправился в город. В трех кварталах от его двора бригада дорожных рабочих из средней азии – настоящих, в оранжевых жилетах – перекладывала асфальт. В ходе молниеносной вылазки Никита продемонстрировал рабочим, что сопротивление бесполезно, загнал в газель, к которой был прицеплен дизельный компрессор, и перевез во двор на улице Лермонтова (угол с Чехова), где, угрожая битой, заставил начать работы по благоустройству двора.
Когда Буров, разбуженный грохотом отбойных молотков, в чем был выскочил на свой балкон, рабочие как раз заканчивали разбирать тротуар. Лужу они, судя по всему, предварительно отчерпали – воды в яме не было. Тут же стоял вонявший соляркой компрессор. На шум из подъездов по всему периметру двора выходили люди.
Буров наскоро оделся и открыл дверь квартиры, чтобы спуститься вниз. На площадке стоял Аркадий.
– Ну что, иудушка, – ласково приветствовал он Бурова, – подставил Никитушку? Признавайся, твоя идея была? Вот сейчас его в Сибирь и закатают за похищение людей? Кем ты там его назначил? Начальником патруля? Оружие-то выдал, от ментов отстреливаться?
Аркадий еще долго мог говорить, но Буров не хотел его слушать. Вообще Буров был добрым человеком, не любил насилие, и верил в то, что с его помощью не решить ни одной проблемы. Однако в ту минуту он не видел для себя другого выхода, кроме как коротко размахнуться, и, начав движение с ног, довернув всем телом, врезать Аркадию справа. В челюсть, правда, не попал, попал по носу, поэтому Аркадий не упал тут же без сознания, в просто схватился за лицо обеими руками и присел, подвывая, на корточки. Буров этого уже не видел. Он бежал вниз, чтобы молча схватить за шкирку бывшего десантника Никиту, отволочь его в ближайший подъезд, и уже там популярно объяснить, какую нечеловеческую глупость он сделал, захватив несчастных гастарбайтеров и притащив их во двор, и что после этого с Никитой будет.
– Но ты же Правый сектор, – отбивался Никита, – Ты же сила!
– Да нет никакого Правого сектора, Никит. Ну то есть здесь у нас нет. Вообще это все Иван придумал, чтобы Серый лавку мне у подъезда починил. И субботник этот, и яма – я просто хотел, чтобы все было по-человечески. Чтобы там посидеть, отдохнуть. Проехать чтоб нормально. Но вас же по-другому не заставишь, вам только визитку Яроша… Короче, Никита. Снимай давай свой комбез и надевай мою куртку.
– Конспирация? Уважаю! – Никита начал стягивать десантный комбинезон. – А Дальше что? Патруль, там, дыру заделать?
Буров посмотрел на него и тяжело вздохнул.
– Уйдете на время в подполье. И это. Балаклаву давай сюда.
Во дворе коротко взвыла сирена.
***
Полицейская машина, в которой сидел Буров, отъехала от подъезда и, сильно накренившись, пересекла яму у выезда из двора. Буров посмотрел в окно. На углу дома висел белый щит – Буров даже не заметил, когда его прикрепили – на щите синими буквами было написано «Навстречу выборам». Под этой надписью кто-то уже приклеил два объявления о распродаже конфиската. Больше на щите не было ничего. Возле щита стоял Аркадий. Нос у Аркадия распух, на рубашке виднелись капли крови. Аркадий вытер кулаком глаза, как будто они у него заслезились от ветра, потом поднял руку в приветствии и что-то сказал. Буров не слышал, что именно, но догадался.
– Героям слава! – одними губами ответил Буров.

 

 

  • Upvote 5
Link to comment
Share on other sites

боевики заявили о создании "союза писателей #ДНР " чтобы быть принятым в это сообщество Вам необходимо написать хотя бы одно слово на заборе

  • Upvote 1
Link to comment
Share on other sites

 

боевики заявили о создании "союза писателей #ДНР " чтобы быть принятым в это сообщество Вам необходимо написать хотя бы одно слово на заборе

 

Анекдот у тему. За СРСР було правило, щоб у всіх радянських організаціях були представники "нацменів". "Ленінська національна політика", типу. Отже, викликають чукчу до парткому й кажуть: Вирішили тобі довірити честь бути представником народів Півночі у Союзі радянських письменників. Писати вмієш? Ну от - напиши щось - поїдеш до Москви.

 

Приїздить чукча до Москви, з'являється, як його навчили у редакцію літературного часопису, показує квиток члена Спілки письменників і дає редактору свій рукопис. Редактор починає його читати, морщиться і каже: Товариш, Ви ж лише письменник-початківець, чи не так? Чому б Вам перш, ніж писати, не почитати щось, щоб зрозуміти, як пишуться літературні твори?

 

Чукча: Товариш редактор, Ви чогось не зрозуміли. Чукча - не читач. Чукча письменник!

Link to comment
Share on other sites

×
×
  • Створити...